Загадка XIV века

Первого марта, в годовщину восстания майотенов, корона созвала суд «мраморного стола» — прозвище от мраморного стола в одном из залов королевского дворца. На суд созвали парижан — по одному человеку от каждого дома, причем все должны были явиться с непокрытой головой. Карл VI, в сопровождении дядей и королевского совета, сидел на возвышении, а канцлер Пьер д’Оржеман от имени короля зачитал обвинения в преступлениях, совершенных парижанами с кончины Карла V, и огласил указ о казнях. Закончив чтение, он закричал страшным голосом: «Еще не все кончено!». Присутствующие знали свои роли. Толпа взвыла от страха. Жены осужденных рвали на себе волосы и одежду, протягивали к королю руки и умоляли о прощении. Гордые дядюшки и младший брат короля Людовик коленопреклоненно просили смягчить наказание: под смягчением подразумевался штраф. Д’Оржеман объявил, что король, подчиняясь своему природному мягкосердечию и просьбам родных, согласился помиловать всех при условии, что парижане никогда более не позволят себе ослушания. Дескать, осужденных освободят из тюрьмы и избавят от пыток, но не от штрафов. Некоторые богачи вынуждены были отдать все, чем владели, — деньги, дома, землю — и в результате полностью разорились.

Те же карательные меры предприняли в Лане, Бове, Орлеане и других городах; в Амьене отменили старинную городскую хартию. Штрафы позволили собрать огромные суммы — в Париже до сорока тысяч франков и примерно столько же в провинциях. Большая часть этих денег пошла на обогащение дядюшек короля, поживился и коннетабль, также деньги выдали и другим королевским чиновникам, не получавшим жалования в последние два года. Кроме того, возместили расходы нобилям, в том числе и де Куси: Ангерран получил 13 200 франков и треть от обещанной суммы на покрытие затрат по укреплению городов и замков.

Несмотря на то что де Куси сломал городские ворота, он по-прежнему пользовался уважением парижан. Люди говорили, что «сир де Куси не побоялся возражать королю, сказал ему, что ежели тот уничтожит собственную страну, ему придется поработать лопатой». Пророчество, в котором король вынужден заниматься крестьянским трудом, еще долго занимало умы людей.

Авторитет львов был полностью восстановлен. Париж на тридцать лет лишился старшины купеческой гильдии, а Руан так и не восстановил свобод, которыми пользовался до восстания «Гарель». Если где-то бунтовщикам и удавалось взять власть, происходило это из-за отсутствия организованной военной силы, которая могла бы навести порядок. Государство на ту пору не имело в своем распоряжении специально обученных отрядов для борьбы с мятежниками.

Восставшие, за исключением Гента, не могли удержать власть, потому что у них тоже отсутствовала организация, и в их рядах не было согласия. Бедняки представляли собой взрывоопасную массу, однако они повиновались распоряжениям купечества, лелеявшего иные интересы. Мятежи не достигли цели и потому, что многие города были настроены друг против друга. Гент держался более двух лет, после смерти Людовика Мальского привилегии города были восстановлены герцогом Бургундским. В других городах привилегии и автономия были растоптаны или серьезно урезаны. Процесс, начавшийся с восстания Этьена Марселя, продолжился: города теряли, а монархия приобретала — при финансовой поддержке корона находила себе все больше союзников среди знати.

После бунтов на простой народ стали смотреть с опаской и с подозрением: ведь он превратился из пассивной в динамичную часть общества — при этом кто-то боялся, а кто-то относился к простолюдинам с симпатией. Дешан писал: «… невинных, коих губит лютый глад, / волчища жрут, что для своих потреб. / И по сту и по тысяче растят / добро худое: то зерно и хлеб, / кровь, кости пасынков презлых / судеб крестьян, чьи души к небу вопиют /о мести, господам же — горе шлют».

Волна бунтов схлынула, оставив после себя Францию почти прежней в том, что касалось условий существования трудового люда. На чашах исторических весов инерция тяжелее перемен. Лишь через четыреста лет потомки майотенов разрушили Бастилию.

ГЛАВА 19

ОБАЯНИЕ ИТАЛИИ

На французов Италия производила столь же неотразимое впечатление, как и Франция на англичан. С тех пор как в 1381 году герцог Анжуйский перешел через Альпы, Неаполитанское королевство манило французов на юг, и в итоге случилось некое подобие интервенции, растянувшейся на пятьсот лет. Все происходило по схеме, начало которой было положено, когда экспедиция Анжуйского почти сразу встретилась с неприятностями и на протяжении 1383 года посылала депеши с просьбой прислать подкрепление — во главе с сиром де Куси.