В это время сложился успешный московско-крымский союз, направленный одновременно против грозивших Крымскому ханству остатков Большой Орды («Ахматовых детей») и союзного Большой Орде литовско-польского альянса, возглавлявшегося великим князем Литовским (с 1440 г.) и королем польским (с 1447 г.) Казимиром IV (1440–1492 гг.). К походу на украинские земли крымского хана настойчиво склонял великий князь Московский Иван III. В частности, в марте 1482 г. в Крым прибыл московский посол Михаил Кутузов, которому было приказано оставаться при хане Менгли Герае вплоть до того момента, когда тот не начнет действовать против Казимира IV, причем четко очерчивался район будущих действий: «А как учнет царь (имеется в виду крымский хан) посилати рать свою в Литовскую землю, ино Михайлу говорити царю о том, чтобы… послал рать свою на Подольскую землю или на киевские места».
В итоге в конце лета Менгли Герай, сам заинтересованный в добыче и дополнительно побуждаемый к походу Иваном III, выступил на Киев. Киевский воевода Иван Хоткевич получил известие о приближении неприятеля за четыре дня до подхода войска крымского хана к городу, и «во град збегошася многие люди», однако времени на подготовку обороны было слишком мало. Под защиту киевского замка собрались жители окрестных селений, прибыл туда и печерский игумен с монахами и монастырской казной.
Крымское войско подступило к Киеву 1 сентября 1482 г., причем хан предусмотрительно не стал слишком приближаться к крепостным укреплениям, а тем более – идти на бессмысленный штурм, опасаясь прицельного обстрела из пушек. Обложив город по периметру, он приказал поджечь его с нескольких сторон и дождаться, пока жители побегут из охваченных пламенем домов и укреплений. «И прииде царь (Менгли Герай) под град на день Семена Летопроводца, – писал летописец, – в первый час дни, изряди полки и приступи ко граду, и обступи град вокруг. И Божиим гневом немало не побився, град зажже, и погореша люди все и казны. И мало тех, кои из града выбегоша, и тех поимаша; а посад пожгоша и ближние села». Пылающий Киев пал практически без боя, крымцам достаточно было захватывать в плен убегающих из города погорельцев. По словам Никоновской летописи, Менгли Герай «град взя… и огнем сожже… Полону бесчисленно взя, а землю Киевскую учиниша пусту».
Спалив город дотла, крымский хан вошел на пепелище, где его воины довершили грабежом произведенное огнем опустошение. В полон был захвачен и сам киевский воевода Иван Хоткевич со всей своей семьей. Сам он с дочерью так и умер в татарской неволе, сына же и жену удалось со временем выкупить. Был разграблен собор Святой Софии, часть церковной утвари, из которой Менгли Герай отправил в знак подтверждения союзнических отношений Ивану ІІІ. Источники упоминают высланные им золотые потир (чашу для причастия вином) и дискос (тарелку-поднос для освященного хлеба, использовавшиеся во время богослужений). Московский князь искренне благодарил крымского хана за верность союзному договору и нанесенный королю урон и настаивал на продолжении нападений на украинские земли.
По своим катастрофическим последствиям в истории Киева погром 1482 г. вполне сопоставим с практически полным уничтожением города в 1240 г. во время Батыева нашествия. В синодике Киево-Печерского монастыря, начавшего восстанавливаться некоторое время спустя, упоминается, что предыдущий монастырь «изгорел пленением киевским безбожного царя Менкирея им погаными агаряны; тогда и сию божественную церковь опустошиша, и все святые книги и иконы пожгоша». Следует отметить, что местные церковные интеллектуалы продолжали при этом благосклонно относиться к московским князьям, не подозревая, видимо, об истинной роли Ивана ІІІ в сожжении родного города.
Казимир IV, со своей стороны, приложил немало усилий, чтобы отстроить сожженный Киев и замириться с Менгли Гераем. Для этого он отправил на возобновление города («работу киевскую») маршалка Богдана Саковича, снабдив его значительными ресурсами – сорокатысячным войском и 20 тысячами строителей («топоров»). К хану же было отправлено посольство, предлагавшее считать киевский погром неприятным недоразумением, точнее – «Божим гневом за грехи», который случился словно бы вне зависимости от участия в нем Менгли Герая, и поскорее возобновить мирные отношения: «…што ся тое дело межи нами стало – над Киевом, ино то стало ся Божий гнев за грех, хотя бы и ты, царю, тому помощником не был – однако (все равно) было тому городу гореть и тым людя погибнуть, коли на них Божий гнев пришел. А, с Божее ласки, у нас есть городов и волостей, и людей досить. Ты пак прислал посла и указал речи свои, што с нами хочешь жить по тому, как и отец твой и хочешь нам прислать сына своего – ино коли твой сын будет у нас, тогды будем за одно».