В кампании 1814 года во Франции Мармон продолжал командовать 6-м корпусом Главной армии. Он храбро сражался в последних битвах империи, проявив в некоторых из них незаурядное боевое мастерство. Отличился в сражениях при Бриенне (29 января 1814 года), Ла-Ротьере (1 февраля 1814 года), где командовал левым крылом армии Наполеона, Шампобере (10 февраля 1814 года), где командовал правым крылом французской армии, Монмирайле (11 февраля 1814 года) и Вошане (14 февраля 1814 года), где снова командовал левым крылом. В калейдоскопе этих следующих одна за другой побед февраля 1814 года Мармон являлся одним из ближайших сподвижников Наполеона. В ходе этой короткой кампании Наполеон, зажатый всеми армиями Европы, сражался как лев, устремляясь от одной вражеской армии к другой, срывал замыслы врага быстротой и решительностью действий, разрушал все его расчеты и планы, заставлял изнемогать от чрезмерного перенапряжения и следующих одна за другой неудач. Однако его ближайшие помощники, маршалы, были уже не те, что в былые годы. Издерганные и утомленные до предела тяжелыми и непрерывными боями, они все чаще выражали свое недовольство положением дел, считая императора основным препятствием к прекращению безнадежной войны. Конечно, маршалы все еще повиновались Наполеону, хотя возмущенно и ворчали за его спиной. Но это ворчание становилось все настойчивее и целеустремленнее. Щедро наделенные титулами и деньгами, поместьями и чинами, эти люди, видя бесперспективность дальнейшей борьбы с объединенными силами поднявшейся против Наполеона всей Европы, всерьез обеспокоились за свое будущее и не желали более понапрасну, как они считали, рисковать своей головой. Понимая, что дело идет к катастрофе, в которую их вместе с собой хочет увлечь император, они не хотели больше рисковать и играть вместе с ним с судьбой ва-банк. Маршалы жаждали воспользоваться плодами приобретенного. И все же, повинуясь скорее инстинкту старого воина, маршалы могли еще, как и встарь, блеснуть своим боевым мастерством в схватке с любым противником. Но чаще всего они действовали уже без былого энтузиазма, а их ошибки и просчеты становились все более частыми. Так, к марту 1814 года от былой активности Мармона остались лишь воспоминания – военачальника как будто подменили. Теперь это был медлительный, апатичный и безучастный ко всему человек. И результаты такой «деятельности» не замедлили сказаться. 5 марта Мармон потерпел неудачу под Суасонном, а затем явился главным виновником поражения Наполеона в сражении при Лаоне (9—10 марта 1814 года). Узнав об исходе схватки, Наполеон пришел в неописуемую ярость. Присутствовавший при этом маршал Бертье считал гнев императора вполне оправданным, заметив по поводу последующей встречи Наполеона и Мармона: «Император имел полное право зарубить его на месте!» Поражение Мармона, поставившее под удар всю французскую армию, привело к крупной ссоре с императором.
«Ссора, – пишет Делдерфилд, – которая привела к их разрыву, произошла под стенами Лаона. Наполеон после этого случая прожил семь лет, а Мармон – половину жизни, но с того момента они ни разу не могли вспомнить друг друга без желчности. История осудила Мармона как подлеца, а Наполеона – как безумца с манией величия. В некоторой степени на оба эти суждения повлияло то, как эти два человека впоследствии отзывались друг о друге».
Однако, несмотря на столь безответственное поведение маршала Мармона в битве при Лаоне, император не отстранил его от командования, хотя и сообщил в Париж о «дикой глупости герцога Рагузского, который вел себя, как младший лейтенант».
В бою за Реймс Мармон, пытаясь реабилитироваться, действовал на этот раз мужественно и решительно, первым ворвавшись в город и отбросив русские войска графа Сен-При, который был убит в ходе боя. Население Реймса восторженно приветствовало Наполеона, который слышал в последний раз приветствие народа до своего возвращения с Эльбы годом позже, а Реймс стал последним взятым им городом в цепи побед, начавшихся в 1793 году в Тулоне. По словам В. Слоона, «движение на Реймс являлось, со стороны Наполеона, грозным, судорожным ударом умирающего гладиатора».
Несмотря на удачные действия Мармона у Реймса, в захваченном городе вновь произошел напряженный разговор с Наполеоном относительно битвы при Лаоне. Мармон, не терпевший критики в свой адрес, посчитал слова императора несправедливыми. По словам Делдерфилда, слова, сказанные Наполеоном герцогу Рагузскому в Реймсе, «далеко превосходили по своим последствиям потерю позиции и нескольких пушек. Через семнадцать дней император заплатил за свой упрек дорогой ценой». Большинство исследователей все же полагают, что вполне возможно, будто горькие упреки в адрес Мармона сыграли определенную роль в последующей измене маршала, однако вряд ли они были определяющими в поступках герцога Рагузского.
Капитуляция Парижа