Чтобы выбить опору из-под императора, переманив на сторону Бурбонов костяк французского генералитета, давний враг Наполеона Талейран решил в первую очередь воздействовать на Мармона, являвшегося давним другом и соратником императора. Талейран, как ловкий интриган и дипломат, избрал окольный путь, чтобы переманить герцога Рагузского на свою сторону. Мармону были отправлены письма-призывы от Бурьенна, генерала Дезоля, а также от командующего австрийской армией, князя Шварценберга. Во всех трех посланиях ему предлагали перейти на сторону коалиции, тем самым показав, что не только мирные жители желают прихода Бурбонов, но и армия; такой путь, по словам авторов писем, предотвратит сползание страны к гражданской войне и наконец-то принесет долгожданный мир. Кроме прочего Шварценберг в своем послании обещал пропустить войска Мармона со всеми военными почестями в Нормандию; герцогу Рагузскому было обещано сохранение герцогского титула, а также щедрые награды и почести. Правда, забегая вперед, необходимо заметить, что при заключении договоренностей с союзниками Мармон позаботился также и о Наполеоне. Он получил письменные гарантии, что Наполеону будет сохранена жизнь и свобода в выборе своего местопребывания (на этом моменте мы еще остановимся подробнее).
Итак, 4 апреля 1814 года Наполеон принял решение отказаться от престола в пользу своего трехлетнего сына при регентстве императрицы Марии-Луизы.
В этот день к нему явились маршалы Ней, Удино, Лефевр, Макдональд и Монсей. Там уже находились Бертье и Коленкур. Наполеон начал излагать им свой план похода на Париж, ответом на который стало гробовое молчание. «Что же вы хотите, господа?» – спросил император. «Отречения!» – ответили от имени всех присутствовавших Ней и Удино. Наполеон не стал спорить и быстро подписал акт отречения в пользу своего сына.
Впоследствии Мармон вспоминал об этом так: «4 апреля Наполеон уступил энергичным уговорам двух военачальников, в том числе весьма резким со стороны маршала Нея. Признавая невозможность продолжения борьбы, он отказался от короны в пользу своего сына и назначал полномочными представителями принца Москворецкого, герцога Тарентского и герцога Виченцкого. Они-то и рассказали мне о произошедшем в Фонтенбло. Все это коренным образом изменило положение дел. Я принес много жертв во имя спасения родины, но гораздо большую жертву, чем я, принес Наполеон. Теперь моя миссия была выполнена, и я мог прекратить жертвовать собой. Долг предписывал мне быть с моими товарищами; было бы неправильно продолжать действовать в одиночку.
Перед отъездом из Эссона я объяснил генералам, которым я оставлял командование корпусом (старшему среди них Суаму, а также Компану и Бордессулю), причины своего отъезда. При этом я пообещал им, что вернусь. В присутствии полномочных представителей императора я дал им приказ, что бы ни происходило, не делать никаких движений до моего возвращения. Затем мы поехали в генеральный штаб принца Шварценберга (4 апреля), чтобы получить там официальное разрешение на поездку в Париж. В разговоре с этим генералом я отказался от начатых переговоров. И я объяснил ему причины. Мои действия имели целью спасение моей страны, и когда меры, принятые совместно с моими товарищами и по соглашению с Наполеоном, стали позволять достичь этой цели, я не мог действовать изолированно. Он прекрасно понял меня».
Для согласования условий отречения к русскому императору Александру I Наполеоном была направлена делегация во главе с министром иностранных дел А. Коленкуром (герцог Виченцский). В ее состав Наполеон включил маршалов Нея и Макдональда, а в последний момент дополнил ее еще и маршалом Мармоном. «Я могу рассчитывать на Мармона. Это один из моих давних адъютантов… У него есть принципы чести. Ни одному из офицеров я не сделал столько, как ему…» – пояснил император свой выбор. Но он сильно заблуждался в отношении своего «давнего адъютанта» и его «принципов чести».