Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев

Наиболее ярким доказательством дружбы царя и Бориса Федоровича с Горсеем была присланная на другой день с дворянином и военачальником следующая провизия:

16 живых быков,

2 лебедя,

2 журавля, 70 овец,

10 гусей,

600 кур,

2000 яиц,

25 окороков,

65 галлонов меда.

40 галлонов водки,

60 галлонов пива[100],

600 караваев хлеба,

80 кулей муки[101],

3 молодых медведя,

4 сокола,

запас лука и чеснока, 10 свежих семг, дикий кабан.

Все эти вещи были доставлены дворянином царя, а другим дворянином — от князя Бориса Федоровича и были надлежащим образом приняты слугой мистера Горсея вместе с письмом и наградой; подарок представлял собой цельный кусок богатой золотой парчи и прекрасную пару соболей».

Ничего странного, подумал Барон, что Горсей так не хотел покидать навсегда Россию. На родине ему и не снился такой почет. Никогда ни на какой иной службе ему было бы не заработать столько добра.

* * *

Богатые подарки были отмечены и Олеарием:

«Царь посылает с послами и гонцами большие подарки, состоящие из мехов. Достойно памяти, что великим князем Федором Иоанновичем в 1595 году было послано императору Рудольфу II —

1003 сорока[102] соболей,

519 сороков куниц,

120 черно-бурых лисиц,

337 000 лисиц,

3000 бобров,

1000 волчьих шкур,

74 лосиных шкур».

Барон кстати вспомнил, что описанный Олеарием подарок был настолько богат, что в Вене встали в тупик, не зная, как оценить присланные меха.

* * *

Кто-то из иностранцев уезжал домой радостно, как Герберштейн, который называл Московию тюрьмой:

«Самое тяжкое и наитягчайшее — пребывать столь долго в этой тюрьме».

^{«Оправдание жизни» Гербейштейна}

Кому-то, как Горсею или Айрману, уезжать не хотелось. Барон предполагал, что нередко характер отзыва о Московии, оставленного иностранцем, зависел просто от характера человека. Из записок Горсея становилось очевидно, что им двигала не только жажда наживы, ему просто нравилось в Москве, как непритворно нравилась московская жизнь немцу Айрману: мед и русское вино, баня и квас, беседы с образованными русскими и многоязычие рынков. 

Ночлег

Когда посольства пересекали границу Московии и оказывались предоставленными сами себе, приходилось самостоятельно искать ночлег. 

Поссевино давал советы путникам, собиравшимся в Московию:

«Пусть у него будет и палатка, которую можно было бы разбить среди поля, когда нет никакого убежища. А если привезти куски простой черной ткани, которыми можно разделить спальню на несколько частей, это очень поможет послу сохранить благопристойность. Я даже не могу выразить это словами, потому что в одном и том же теплом помещении, где живет вся семья, зимой помещаются все, особенно в Польше и Литве, там же до большей части находится и скот».

Помнится, что-то похожее уже встречалось в прочитанных бумагах, подумал Барон. Он подозвал секретаря, и тот сразу вспомнил, что о корове в жилом доме писал в стихах Турбервилль:

К зиме становится земля промерзлой тут, На пастбище ни травы, ни другие злаки не растут. Тогда весь скот — овца, и жеребенок, и корова — Зимует там, где спит мужик, все вместе под одним и тем же кровом. Мужик как жизнью дорожит своей скотиной И бережет ее от холодов зимою длинной. 

Европейский замок

Не было ничего лучше ночлега в замке гостеприимного и богатого хозяина. Путники по ровной дороге зигзагами поднимались на холм, где располагался замок. Вперед высылался гонец с почтительной просьбой к хозяину пустить переночевать. Стража раскрывала наружные ворота. Пройдя через эти ворота, посетители миновали скотный двор и иные хозяйственные сооружения и подходили ко рву, опоясывавшему замок. Опускался подъемный мост, открывались еще одни ворота, и посетители через узкую крытую галерею попадали во внутренний, парадный двор. Он часто бывал украшен зеленой лужайкой, колодцем и липой, любимым деревом народов, чьим родным языком был немецкий.

^{Нотебург, из А. Олеария} 

Возле стены находилась сторожевая башня, где коротала время караульная стража и где обитатели замка могли найти последнее пристанище в случае штурма. Двор окружали главные жилые строения. Центральной частью главного дома была большая зала. В нее вводили гостей и старались убрать красиво. В самых торжественных случаях пол в ней устилали коврами, а стены обивали шитыми обоями. Летом пол усыпали цветами, а в другое время — сухим тростником. Вдоль стен тянулись широкие лавки, на которых лежали тюфяки и перины. От дворца отделялось жилище женщин, которое состояло по меньшей мере из трех покоев: комнаты, где хозяйка спала и куда приходил ее супруг; комнаты для рукоделья, которою хозяйка разделяла со своими служанками; и, наконец, спальни служанок. Должно было быть отдельное помещение для детей, а часто и не одно.