Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев

Наконец снова является известный уже нам бородач или даже сам хозяин, который по одеянию мало чем отличается от своих слуг, и вслед за тем приносится вино уже несколько лучшего сорта. Кто больше пьет, тот приятнее хозяину, хотя платит не более тех, которые пьют очень мало; и нередко встречаются такие, которые выпивают на сумму вдвое большую, чем они заплатили за угощение. Достаточно удивления, какой поднимается шум и крик, когда голова разгорячается вином. В это время часто появляются фигляры и шуты, которые начинают петь, кричать, скакать, ссориться и производят такой страшный гвалт, что, кажется, весь дом готов разрушиться и уже решительно ничего нельзя расслышать. Трудно понять, какое удовольствие они находят в таком гвалте, а между тем они считают это приятным препровождением времени, и вы волей-неволей должны сидеть тут среди этого гвалта до глубокой ночи. Когда наконец унесут сыр, который они находят особенно вкусным, если он воняет или если в нем кишат черви, является снова известный нам бородач, держа в руке доску, на которой он начертил мелом несколько кругов и полукружий. Эту доску он кладет на стол, молча и с пасмурной физиономией, точно Харон. Знающие, в чем дело, кладут деньги на доску. Бородач замечает, кто заплатил, потом молча считает деньги и, если заплачено все сполна, кивает головой. Никто не жалуется на неправильный счет, а если б кто вздумал жаловаться, то ему бы ответили:

— Что ты за молодец? Ты платишь не больше, чем другие.

Как бы ты ни утомился от дороги, не можешь лечь спать, пока все не станут ложиться. Тогда укажут тебе кровать, на которой простыня уже с полгода не мыта».

* * *

Картина европейского обеда, нарисованная Эразмом Роттердамским, неприглядна. Однако, перечитывая душераздирающие описания обедов и ночлегов иностранцев в России, Барон стал думать: может быть, это тоже сатира? Он вспомнил страницы Витсена, похожие на страницы Эразма Роттердамского как две капли воды.

Витсен:

«Любопытство привело меня в дом купца, куда я был приглашен на обед. Хозяйка приветствовала меня кубком пива, зачерпнув его из большого ковша, причем остатки из кубков выливались обратно в ковш, что было весьма неаппетитно. Стол накрыли грязноватой скатертью сами хозяин и его сын, хотя это важные люди, у которых в изобилии были холопы и слуги. Для каждого из нас была положена груда толстых ломтей хлеба всех сортов и деревянная ложка. Первым блюдом были засахаренные сливы и огурцы, на второе подали курицу в бачке, на третье — кусок свинины с уксусным соусом, который они ели ложками. Четвертое — какая-то странная жидкость, которую тоже едят ложками. Пятое — паштет из мяса, с луком, чесноком и тому подобное. Как мы сели, так нас и оставили сидеть. Очень просты были они со своими слугами. Кроме нас было еще двое русских гостей; ох, как же некрасиво они едят! Не молятся, а только крестятся; сидят хуже, чем самый неотесанный наш крестьянин. Во время обеда пришел сынок хозяина и приветствовал нас рукопожатием и поклоном; чем крепче ударяют по рукам, тем, значит, серьезнее. Этот поднес каждому из нас по чарке водки и продолжал стоять, склоняясь до земли, пока они не опорожнились. Затем хозяин вызвал жену, которая также поклонилась каждому из нас и поднесла по кубку водки, после чего сразу, не говоря ни слова, опять ушла. При первом выходе хозяйка сказала:

— Приглашаю вас на хлеб-соль.

Одета она была богато: шапка вышита золотом и жемчугом. Привезли нас домой в санях купца, а на следующий день я также угостил их».

Может быть, Николаас Витсен, сын знаменитого дипломата, никогда не останавливался на постоялых дворах Западной Европы? Барону очень хотелось представить своему императору правдивую, истинную картину современной Московии так, как ее видели иностранцы. Но она порой представала крайне неприглядной. Не ложно ли изображали ее многие авторы? Не было ли в их описаниях предвзятости?

Различия обычаев и нравов

Барон помнил, что мудрый Филипп де Комин

более ста лет назад писал:

«Иноземного государя или посла в чужой стране терпят, только если они мудры и привозят с собой небольшую и уважающую местные порядки свиту. Но даже тогда сносить его нелегко из-за различия обычаев и нравов».

По дороге домой путешественники невольно вспоминали прошедшие на чужбине месяцы, нередко посмеиваясь над хозяевами, от которых все дальше и дальше удалялись на запад. Самуэль Коллинс, например, рассказывал:

«Голландцы однажды хотели угостить одного знатного русского самой лучшей инструментальной и вокальной музыкой, какая была в Голландии, и спросили потом, как она ему понравилась.

— Очень хороша! — отвечал он. — Точно так же поют наши нищие, когда просят милостыни.