Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев

Нынешний император, такой же патрон Барона, каким был для Герберштейна Максимилиан I, рассудил, что давние союзы с русскими потому бывали недолговечными и непрочными, что его предшественники плохо понимали русских, плохо представляли, каким образом тех можно привлечь на свою сторону, чем заинтересовать. Потому он и поручил Барону создать некое руководство для себя, своих советников и своих наследников о том, как следует обращаться с московитами, потому и произнес:

— Послушаем, что он скажет…

Великий князь Василий III

^{Максимилиан I, император Священной Римской империи}

* * * 

Император готов был повторить слова Максимилиана I, обращенные к великому князю московскому Василию III более полутора столетий назад[4]

:

«После перенесенных долгих и великих войн и смятения мы добились того, что через договоры о дружбе мы располагаем теперь по нашей воле восточными королевствами Венгрией, Чехией, Хорватией и Далмацией, а равным образом и державами Апулией, Сицилией, Неаполем вкупе со всем Западом, то есть королевствами в Испании: Арагоном, Кастилией, Гранадой, Леоном и Наваррой, которые были отвоеваны у язычников и неверных. Равным образом в большой дружбе и братском союзе с нами король английский. Далее, на севере, король Дании, Швеции и Норвегии также связал себя ныне с нами дружбой. Итак, мы добились единства почти всех перечисленных христианских королей. Поскольку наш любезный брат, великий князь Московский, теперь осведомлены о наших великих трудах и стараниях и о том, что наши планы почти уже осуществились до конца, а также о нашем желании братства и дружбы, то, может быть, наш любезный брат, перед Всемогущим Богом и его дражайшей Пречистой Матерью Марией, примет в расчет благополучие христианского мира, учитывая при этом, какая польза и прибыль будет его землям и подданным в результате такого мира. Питая к нам такую же братскую любовь и дружбу, которые мы всегда имели к его любезному отцу, а ныне имеем к Его любезности, пусть он окажет нам честь, чтобы на благо всего христианского мира наше предприятие, наши давние мысли и желания были успешно доведены до конца, что сейчас зависит только от Его любезности. За это мы будем обязаны Его любезности, нашему любезному брату, вечной дружбой и благодарностью».

Дипломатам императора Священной Римской империи недавно удалось достичь согласия русских прислать в Европу посольство, чтобы обсудить, как лучше совместно бороться с великой османской опасностью и на каких условиях заключать договоры о дружбе и взаимной помощи между христианскими народами. Император считал необходимым как можно обстоятельнее подготовиться к приему русского посольства, чтобы будущие соглашения полностью соответствовали его, римского императора, интересам. Для того, чтобы не совершить какой-либо ошибки, которая, как не раз бывало в прошлом, делала невозможным желанные союзы, император хотел ясно представлять себе, что такое Московия и кто такие эти русские, о которых все наслышаны и о делах которых иные знают очень много, но никто, кажется, не знает правды. Пусть Барон напишет ему, как нужно обращаться с русскими; пусть напишет, каковы их обычаи, как они сами принимают послов, какие у них обряды при царском дворе и в обычной жизни, что они едят, как относятся к женщинам; пусть Барон напишет, каково нынешнее состояние Московского государства и каковы его богатства. По мысли императора, Барон должен отделить зерна от плевел в сотнях разноязычных и разновременных рассказов о Московии, и тогда, вооруженный знанием истины, император Священной Римской империи сумеет создать с русскими прочный и вечный, как броня, союз.

Императорский посланец, смутивший покой хозяина штирииского замка, еще не успел перевалить через первый горный хребет, а Барон уже не только смирился с мыслью, что праздность и безделье ему придется заменить напряженной работой, но и начал действовать. Прежде всего он велел снести в оружейную залу, самое просторное и светлое помещение в замке, тяжелый сундук с бумагами. Барон дорожил этим сундуком. В нем, в сущности, хранилась вся его прошлая жизнь: дневники и путевые записки, которые он вел на протяжении своей карьеры дипломата, когда он колесил по всем дорогам Европы; письма, полученные от друзей и коллег из многих стран, копии собственных писем, да мало ли что еще. Рассматривая старые бумаги, Барон время от времени совершал путешествия в прошлое, которое с течением времени становилось все более и более привлекательным, поскольку забывались трудности тех лет, но не забывались радости.