Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев

На другой день, около 11 часов до полудня, мы двинулись к Москве. В карету к нам уселся и наш проводник, заняв третье место в ней, чего прежде никогда не бывало. Все члены нашего общества ехали впереди верхом. Вслед за ними двигалась наша карета и вещи. За две мили от Москвы, в открытом поле, по краям дороги, стояли шесть тысяч пешего войска, расположенные разными отрядами, с сорока знаменами, а дальше, в таком же порядке, до самого предместья, десять тысяч конницы, тоже с своими значками: для изъявления радости они беспрестанно оглашали воздух барабанным боем и игрою на трубах. Когда мы были уже в 500 шагах от города, из среды этого войска вышел к нам гонец от стольника (то есть дворянина, служащего при царском столе) Якова Семеновича Волынского и дьяка (одного из низших писцов) Григория Карповича Богданова, назначенных царем принять нас и во всю нашу бытность в Москве заботиться о наших нуждах. Москвитяне зовут их приставами. Гонец уведомил нас от их имени, что они прибыли с великокняжескою каретою, так чтобы мы высадились из нашей и пересели в ту. Мы отвечали, что сей час же готовы сделать это, как только увидим, что приставы исполнили свою обязанность. Услыхав это, Яков Виберг, приданный к нам переводчик, тотчас же сошел с лошади, за ним последовал потом и дьяк, в то же время слез с лошади и первый пристав. Видя такую необыкновенную предупредительность москвитян, мы немедленно и сами вышли из кареты: прежде всех ступил на землю мой товарищ, в одно время со слезавшим с лошади последним приставом, а после всех и я. Приставы и переводчик, шедшие к нам навстречу, первые очень вежливо сняли шапки без всякого предварительного уговора и с обыкновенной обрядностью приняли нас от имени своего государя. Потом подконюший великого князя через другого переводчика предложил нам готовую для нас карету его государя и других лошадей для членов нашего общества. Когда мы оба уселись в ней, сел к нам тоже и первый пристав, да еще проводник наш дьяк и переводчик. Только что мы немного отъехали самым тихим шагом, как должны были остановиться, приблизившись к предместью, пока пехота и конница, расставленные в поле, не вошли все в город и не устроились потом на улицах, которыми нам следовало проезжать по дороге к нашему помещению».

* * *

Барон ценил Мейерберга

за внимание к мелким деталям, понимая, что именно из мелочей у читателей должна складываться цельная картина прошлого. Однако он вынужден был признаться самому себе, что, несмотря на дипломатические заслуги и талантливое перо посла, Мейерберг не всегда выказывал справедливость по отношению к русским, гостем которых был:

«Предаваясь мечте о своем высоком превосходстве, они до того презирают всех иноземцев, как людей ниже себя, что если доведется им принимать посланников какого-нибудь государя, те, кому прикажет царь это дело, берут смелость требовать от них, точно несомненного долга, чтобы они первые выходили из кареты или слезали с лошадей и первые же снимали шляпы. А потом, когда поедут провожать их, не стыдятся прежде всех занимать для себя самые почетные места. И все это с такою наглостью, что иногда, после нескольких часов жаркого спора, им приходит охота показать, будто бы из одной только вежливости они отказываются от своего права, соглашаясь, чтобы настойчивый посол в одно и то же время с ними ступал на землю или снимал шляпу. Так, для предупреждения подобных состязаний мы положили поручить переводчику, чтобы он, едучи впереди пристава, предупредил его, что я не новичок в исправлении посольских дел, а потому и превосходно знаю, что следует ему и что нам. Стало быть, пусть он избавит нас от употребительных при исправлении его должности комедий своего рода, в которых мы вовсе не желаем быть действующими лицами.

При переправе через реку мы видели, как пристав выехал на лошади из крепости и вскоре слез с нее на берегу, стоял там шагах в восьми от лодки и ждал, пока мы высадимся. Когда первый из наших стал высаживаться, тронулся тоже и он к нам, так что принял нас ровно на половине расстояния между им и нами. Впрочем, он первый снял шляпу, а после него тотчас же сняли шляпы и мы. Когда все мы стояли с открытыми головами, он сказал, что прислан от великого царя и государя и проч. (весь титул своего государя он пересказал на память) к нам, посланникам его любезнейшего брата и друга Леопольда (тут тоже прочитал он по бумаге весь титул его цесарского величества), чтобы принять нас и проводить к нему. Это и рад он исполнить».

* * *

Церемониал встречи посольств был традиционно одинаков, проходил ли он прямо под стенами города Москвы или, как было с голландцами в 1664 году, когда посольство еще не доехало до Москвы. Эту встречу посла красочно описывал тогда еще молодой и впечатлительный Николаас Витсен: