Полезно было присматриваться к молодым людям знатной фамилии, которых царь брал во дворец в спальники. Должность спальников состояла в том, что они спали у государя в комнате, человека по четыре, переменяясь посуточно, раздевали и разували государя. Из спальников члены первостепенных родов жаловались прямо в бояре, второстепенных — в окольничие и назывались комнатными или ближними боярами и окольничими.
Было любопытно наблюдать за многоголосой движущейся толпой на кремлевском крыльце и на площади перед ним. Там могло быть достаточно спокойно, и иностранцу, как бы случайно затесавшемуся в гущу русских подданных, следовало держать себя незаметно. Но нередко вспыхивали споры, ссоры, брань, потасовки, порой нешуточные, до проломленных голов. Тут неплохо было бы подоспеть умелому дипломату с утешениями, которые, если бы были приняты, могли бы позже откликнуться какой-нибудь пользой. Помнится, однажды удалось увлечь прочь из России сперва в Польшу, а потом в Голландию сына влиятельного дипломата Афанасия Лаврентьевича Ордын-Нащокина — стольника Воина Афанасьевича, которого отец выучил иностранным языкам, пристроил к хорошей должности при дворе Алексея Михайловича, а молодой человек преисполнился недовольства к русской жизни и в 1660 году бежал за границу, удачно прихватив с собой казенные деньги и, что оказалось гораздо более важно для его зарубежных доброжелателей, секретные документы. Такое, впрочем, бывало во все времена и при всех европейских дворах, ничего особенного в этом воспоминании Барон не увидел. Да и сам беглец, полный раскаяния, давно вернулся на родину, Бог с ним.
Вернемся лучше на тридцать лет назад и снова почитаем Олеария,
который писал в 1634 году:Господа послы шлезвиг-голштинские вместе со шведскими были отведены к тайной аудиенции и с обычным великолепием совершили свой выезд. Их повели через верхнюю площадь Кремля налево — через помещение, которое, как и в день публичной аудиенции, было полно старых осанистых мужчин, сидевших в золотых платьях и высоких шапках, — в комнату для тайной аудиенции. В этой комнате сидели четыре лица, коим было поручено дать нам тайную аудиенцию, а именно два боярина и два канцлера — все одетые в весьма великолепные одежды: их кафтаны были из золотой парчи и широко вышиты очень крупным жемчугом и драгоценными камнями; большие золотые цепи крестообразно висели у них на груди. У каждого боярина на голове находилась шапочка (вроде наших калотт[41]
), вся вышитая крупным жемчугом, с драгоценным камнем на верхушке. Двое других сидели в обычных высоких черных лисьих шапках. Послы были любезно приняты ими и приглашены сесть с ними рядом. Бояре сидели сначала на высшем месте, а именно позади в комнате у окна, где боковые скамейки сходились углом. Послов же посадили сзади у стены, а два канцлера заняли свои места спереди, напротив послов, на скамейке без спинки, каковые скамейки у русских общеупотребительны. Посреди этих усевшихся здесь господ стал и тайный его царского величества переводчик Ганс Гельмс. Что же касается наших людей и приставов, которые привели послов в комнату, то они должны были выйти в сени, за исключением двух секретарей и двух толмачей, которые, наряду с русским писцом, остались стоять здесь для записи протокола.Едва господа уселись, как высший боярин задал вопрос:
— Достаточно ли снабжены господа послы едою и питьем и другими необходимыми вещами?
Когда выражена была благодарность за хорошее угощение и за изобилие всего, они встали, обнажив свои головы, и первый начал говорить:
— Великий государь царь и великий князь (далее следовало чтение всего титула, после чего все снова сели) велит сказать вам, королевским и княжеским послам, что он приказал перевести грамоты на русский язык, прочел их, да и вашу устную речь прослушал в публичной аудиенции.
Затем начал говорить второй (опять приподнимаясь, как и предыдущий):
— Великий государь, и проч., желает королеве шведской и князю голштинскому всякого благополучия и победы над их врагами и дает вам знать, что королевские и княжеские грамоты им прилежно про читаны и что их мнение им из грамот узнано.
Третий сказал с подобными же церемониями:
— Великий государь, и проч., узнал из грамоты, что вам в том, что вы будете говорить, надо иметь веру. Это и будет сделано, и его царское величество дает вам ответ.
Четвертый сказал:
— Его царским величеством они отряжены; чтобы узнать, каковы будут предложение и просьба послов.
Затем он прочитал имена тех лиц, которые назначены его царским величеством к участию в тайной аудиенции. Это были:
Наместник тверской князь Борис Михайлович Лыков Оболенский.
Наместник новоторжский Василий Иванович Стрешнев.
Два думные дьяка, а именно:
Иван Тарасович Грамотин, хранитель печати и обер-канцлер, и
Иван Афанасьевич Гавренев, подканцлер.