По прочтении всех этих имен все опять поднялись с мест, и королевский шведский посол господин Эрик Гилленшерна начал по-немецки, от имени ее величества королевы шведской, благодарить за то, что его царское величество допустил их на тайную аудиенцию; затем он прочитал свое предложение, или пропозицию, изложенную на листе бумаги. Когда после этого перешли к чтению еще и нашей пропозиции, оказавшейся несколько более длинною, а советникам показалось, что время уже затянулось, то они потребовали передачи обеих письменно изложенных пропозиций и пошли с ними наверх к его царскому величеству. Послы тем временем оставались одни в комнате для тайной аудиенции.
Тут наши приставы и некоторые из людей свиты вновь вошли к послам. Немногим более чем через полчаса явился один подканцлер с сообщением: на этот раз с нас достаточно: мы можем опять ехать домой; пропозиции будут немедленно переведены, и тогда нам будет дан ответ. И вот мы опять поехали на наше место».
И вот, наконец, последняя публичная аудиенция, данная русским государем шлезвиг-голштинцам в их первый приезд в Москву. Олеарий,
1634 год:«16-го декабря нас опять с большим великолепием повели к публичной аудиенции. Так как ввиду снега и мороза, случившихся тогда, большие господа, по тамошнему обыкновению, ездят не верхами, а в санях, то послам были доставлены двое саней, прекрасно снаряженных: одни были везде внутри обиты красным атласом, другие — красным дамастом; сзади они были выложены шкурами белых медведей, а под медвежьими шкурами лежали прекрасные турецкие одеяла. Хомуты лошадей были вызолочены и обвешаны многими лисьми хвостами (таково величайшее украшение у знатных людей и даже в санях самого великого князя).
Каждый из приставов ехал в особых санях и с правой руки каждого посла. Перед аудиенц-залом, по-прежнему, встретили их двое вельмож, вышедших к нам навстречу. Они ввели послов к его царскому величеству, который сначала велел спросить через государственного канцлера:
— Здоровы ли послы?
После полагающегося ответа за ними поставлена была скамейка, на которую их просили присесть. После этого канцлер начал так:
— Великий государь, царь и великий князь Михаил Феодорович, всея России самодержец и проч., велит вам, послам, сказать; что вы от его княжеской милости князя Фридерика голштинского были присланы к его царскому величеству с грамотами, которые в исправности приняты, равно как выслушаны вы, согласно вашему желанию, царскими боярами и советниками: князем Борисом Михайловичем Лыковым, Василием Ивановичем Стрешневым и думными дьяками: Иваном Тарасовичем и Иваном Гавреневым. И после всего этого изготовлен и договор об известных вопросах и вами подписан. Точно также его царское величество получил через вас и грамоту от курфюрста Иоганна-Георга саксонского и содержание ее выслушал. Теперь же вам предстоит получить царские грамоты к Фридерику голштинскому и проч., равно как и к курфюрсту Иоганну-Георгу.
С этими словами канцлер передал, перед царским престолом, письма, которые послами должным образом были приняты. Затем великий князь поклонился, говоря:
— Как будут послы у его курфюршеской светлости Иоганна-Георга и его княжеской милости герцога Фридерика, то пусть передадут им поклон.
После этого он, через канцлера, велел сказать, что жалует послов: дает им и их обер-офицерам и гоф-юнкерам опять поцеловать свою руку».
Через год с небольшим, 3-го апреля 1636 года, все повторилось. Олеарий
описывал:«При поезде придерживался тот же порядок, что и во время въезда: только секретарь, ехавший один впереди послов, нес в протянутой вверх руке княжеские верительные грамоты, завернутые в красную тафту. Стрельцы и народ стояли толпами на улицах от посольского двора до Кремля и аудиенц-зала. Конные эстафеты, по русскому обыкновению, часто и поспешно отправлялись от дворца к послам, принося приказание то ускорять, то замедлять езду, то даже останавливаться. Делалось это для того, чтобы его царское величество вовремя успел сесть на престол для аудиенции.
Церемонии и великолепие дальнейшей аудиенции совершенно соответствовали тому, что было год тому назад, на первой аудиенции. Из сводчатой передней, полной сановитых русских, двое вельмож вышли навстречу послам, приняли их и привели пред его царское величество. Царь сам спросил о здоровье его княжеской светлости, так же, как и прежде, принял верительную грамоту, дал руку для поцелуя и пожаловал нас своим столом.
Пропозиция, которую посол Крузиус сделал на этой аудиенции, была изложена следующим образом: