Когда, по предложению думного дьяка, посланник обратился к царю с речью от имени нашего всемилостивейшего короля и государя и передал прямо в царские руки свои верительные грамоты, думный дьяк от имени великого князя ответил ему, что по повелению великого государя (затем следовал его титул) грамоты его величества короля Дании и Норвегии будут распечатаны и переведены, а потом и объявлен ответ. После этого принесли для господина посланника скамейку и пригласили его сесть. Когда же господин посланник последовал этому приглашению, то пристав, полагая, что приглашение коснулось также и его, сел рядом с посланником, но скоро встал, заметив насмешливые взгляды присутствовавших. Вслед за тем посланнику были предложены вопросы о здоровье его величества короля Дании и о его собственном здоровье и о том, благополучно ли он ехал, на что посол давал подобающие ответы, присовокупляя к этому просьбу о секретной аудиенции.
После этого было объявлено, что великий государь и царь жалует посланника вечером того же дня кушаньями от своего стола, а теперь допускает его к своей руке. Когда посланник исполнил этот обряд, были удостоены этой же милости секретарь, толмач и гофмейстер, которые, последовав приглашению, целовали мягкую и пухлую руку царя. Но во избежание того, чтобы они как-нибудь не дотронулись до руки великого князя, как это сделал толмач прежнего нашего посольства, сановники, стоявшие возле царя, следили за тем, чтобы никто не поднял своих рук. Затем посланник откланялся и вернулся на свое подворье в том же порядке, как приехал».
Вскоре после датчан, пять-шесть спустя, в Москву приехало голландское посольство. Приключения голландцев в Москве при царе Алексее Михайловиче живописал Николаас Витсен:
«31
Посол снова просил приема и выяснял причину его задержки. Пристав сказал, что сообщит об этом, как только придет известие сверху, то есть из Кремля. Позже нам объяснили, что про Кремль говорят «сверху» потому, что он расположен на высоком месте.
Мы узнали, что наши запасные лошади, особенно лошадь посла, поранили во время въезда многих людей, нескольких — до смерти, пострадали также и лошади многих бояр.
Приставы с обычным приветствием принесли известие о том, что завтра мы появимся перед царем, и велели приготовить и упаковать подарки. Когда мы радостно заулыбались, что избавляемся от тюрьмы, русский сказал: неудивительно, что мы такие веселые, ибо милость царя большая. Он пожелал нам в добром здравии лицезреть ясные очи царя.
В назначенный день, в 9 часов, появились приставы, одетые в царские, вышитые золотом парчовые кафтаны, не гнущиеся от жемчужин и драгоценных камней; их высокие черные лисьи шапки вызывали наше удивление. Стрельцы появились с ружьями на боку, по четверо в ряд — 148 человек, чтобы нести дары; все в зеленого цвета одежде. Каждый стрелец нес только по одной вещи, даже и самые маленькие; они шли с подарками друг за другом. Когда настал час приема, шталмейстер царя пришел с санями для посла и белыми лошадьми для свиты. Первая лошадь, на которую я сел, была белоснежная и великолепно украшена вышитым седлом, серебряными уздой и сбруей. Посол хотел, чтобы его карета следовала за свитой, но ему в этом отказали, сославшись, что это не по обычаю страны и царь может быть недоволен.
Примерно в половине двенадцатого по нашему времени отправились во дворец с подарками. В нашей свите первым был телохранитель верхом, затем двое трубачей, барабанщик и снова двое трубачей, после них отдельно шел шталмейстер, за ним шли начальные люди и дворяне по двое в ряд, я был последним из них. Секретарь ехал один, держа в вытянутой вверх руке верительную грамоту, завернутую в шелковую ткань. Затем шел царский шталмейстер, за которым следовали трое саней, двое для приставов, средние для посла. Слуги шли парами перед санями, пажи следовали за послом верхом.
Мы ехали к Кремлю, который находился на расстоянии менее трех мушкетных выстрелов; гонцы мчались взад и вперед: первый доложил, что посол готов, второй, — что он сидит в санях, и прочее. То передавали, чтобы мы остановились, то — чтобы ехали быстрее, затем — снова медленнее. Все это происходило, чтобы подчеркнуть величие царя и чтобы царь не слишком рано и не слишком поздно сел на трон. На всем пути до дверей царского зала с обеих сторон дороги стояли стрельцы. Калмыцкий царевич[44]
сидел на каком-то подмостке и смотрел на нас; когда он перед нами не обнажил голову и посол спросил причину этого, русские сказали:— Этот род татар не обнажит головы даже перед самим Богом.
Около дворца стояли напоказ со своими подарками персы, они ждали приема после нас; это были крупные купцы, которые приехали сюда с двумястами саней ценных товаров и, по обычаю страны, с подарками царю от имени их шаха.