Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев

По окончании этого угощения посланник повел князя Юрия в свою комнату, чтобы ему показать и, в случае его желания, поднести ему портреты его королевского величества, короля Дании, королевы и его королевского высочества, гравированные на меди. Но оказалось, что когда во время обеда говорили об этих портретах, наш толмач не слыхал, что посланник сам намерен их преподнести князю, почему и принес снизу один экземпляр, привезенный с собою в Москву, который он передал тут же князю. Это очень рассердило посланника, но толмач оправдывался тем, что он портрет передал не от себя, но от имени посланника, для того, однако же, чтобы князя привели в эту комнату недаром, ему показали два бокала и один кубок чеканной работы и попросили его выбрать один из этих трех предметов в благодарность за его сегодняшние хлопоты. Он вежливо отказывался от предложенного, но едва ли искренне, а скорее потому, что не знал, на чем остановиться, так как бокал ему нравился по весу, кубок же по отделке. Тем не менее он отклонил все, объясняя, что он сделал лишь то, что ему было повелено его великим государем, так что исполнил только свой долг и не заслужил никаких подарков. Господин посланник же, хорошо поняв, чем вызваны эти деликатные слова, поднес ему не только кубок, но и бокал с просьбою принять все это. Теперь уж наш князь не отказывался, а принял охотно подарок и сказал, что он доложит об этой любезности посланника его царскому величеству и покажет ему еще сегодня вечером подарки. Вскоре после этого он простился, приказав двум своим служителям, которые должны были стоять перед ним в санях, держать подарки, и таким образом поехал прямо наверх к великому князю».

* * *

О том, как русские потчевали иностранных послов тридцать лет спустя после Олеария, — по завершении приема у сына Михаила Федоровича, царя Алексея Михайловича, — Барон читал у Николааса Витсена:

«2 февраля 1665 года.

Было около 10 часов, когда мы после аудиенции вернулись к посольскому двору, где наши приставы сразу сняли свои красивые кафтаны. Шталмейстер, который ехал перед санями посла, заговорил о подарке для него. Ему сказали, что он может завтра за ним прийти, что он и сделал; мы ему подарили серебряную солонку. Слуги, которые охраняли лошадей, получили каждый по монете. Приставы поздравили посла с тем, что он имел счастье видеть ясные очи царя.

Вскоре прибыл пользующийся большим уважением князь Петр Семенович Прозоровский-меньшой с «царским столом» угостить посла. Стол накрыли белой скатертью и поставили тарелку, нож и вилку, три-четыре пустых кувшинчика, все из серебра, но металл так потемнел, что едва был похож на серебро. Посол сперва сел со шляпой на голове, в высоком конце стола; князь Петр справа от него. Когда они сели, нас тоже пригласили сесть. Я сидел против младшего пристава, первым вдоль длинной стороны стола. Посол повелел помолиться перед едой, но русский помешал, сказав, что это он может делать у себя за собственным столом, эта же пища Царская, которая уже благословлена. Первым блюдом был жареный гусь, около него стоял шафрановый соус. Одно за другим было подано семьдесят блюд, которые мы все попробовали. Выпечка была вкусная, но мясо было так сильно нашпиговано чесноком, луком, лимонами и маринованными огурцами, что наши языки не выдерживали. Все было холодное как лед. Среди всего был старый жесткий жареный журавль, много соусов, а в них куски курятины, нашпигованные круглыми жареными шариками, много-много всего другого; короче — вся пища, никогда не виденная у нас.

После третьего-четвертого блюда князь велел нам встать, появилась большая чаша, примерно в одну пинту[56], полная испанского вина, смешанного, по-моему, с водкой. Обращаясь к послу, он предложил тост за здоровье царя. Выпив сам, он дал из своих рук такие же чаши каждому приставу. Перед этим он перечислил титулы Его Царского Величества, которые он прочитал по записке, как русские читают все. Даже во время приема большие господа ничего не могут сказать наизусть, а смотрят вниз перед собой, когда говорят. Мы должны были опорожнить эти чаши без возражений. Когда покончили с торжественным тостом, посол сказал, что не может пить столь крепкий напиток, ему станет худо, да, смертельно худо.

На это был ответ:

— Как это может быть, чтобы стало худо оттого, что пьют за здоровье царя?