«Все места, где стояли столы, были на две ступени выше, чем пол основной комнаты. Посередине палаты стоял стол или поставец для посуды; он был полон золотых кубков, среди которых стояли четыре чудесных жбана или кружки, как их здесь называют. Я думаю, они были высотой в добрые полтора ярда. У поставца стояли два дворянина с салфетками на плечах; каждый их них держал в руках золотую чашу, украшенную жемчугом и драгоценными камнями; это были личные чаши великого князя, когда у него являлось желание, он выпивал их одним духом. Что касается яств, подаваемых великому князю, то они подавались без всякого порядка, но сервировка была очень богата; все подавалось на золоте, не только ему самому, но и всем, и блюда были массивные; кубки также были золотые и очень массивные».
А еще через четыре-пять лет, в 1558 году, то же самое увидел Антоний Дженкинсон,
английский купец и дипломат, предшественник Джерома Горсея по делам английской Московской компании, на обеде у Ивана Грозного:«Вся посуда на моем столе была из золота и серебра; такая же посуда была и на других столах: кубки были из золота, украшенные каменьями, ценою не менее четырехсот фунтов стерлингов каждый, не считая серебра, расставленного на столах. Тут же стоял поставец с весьма богатым и роскошным серебром, которое не употреблялось. Среди прочих была вещь из золота длиною в два ярда, с башнями и драконовыми головами наверху, чеканной работы; тут же стояли золотые и серебряные бочонки с замками на втулках, очень искусно сделанные».
Барон вернулся к книге Герберштейна —
в 1526 год: «На столе, за которым сидел государь, с той и другой стороны от него были оставлены пустые места на расстоянии вытянутой руки. Затем сидят братья государевы, — если они присутствуют на обеде, — по правую руку сидит старший, по левую — младший. Далее за братьями на расстоянии несколько больше обычного сидели старшие князья и советники и высокие должностные лица в соответствии с чинами и милостью, какой они пользовались у государя. Против государя, за другим столом, сидели мы — я рядом с графом, а отделенные небольшим промежутком, где могли бы усесться двое, сидели наши друзья и все, пришедшие с нами. Мой родич фон Турн должен был занять место не рядом со мной, а несколько сзади.Напротив них на другой стороне сидели по чину те, кто провожал нас из гостиницы во дворец. За последними же, стоящими друг против друга, столами сидели те, кого государь пригласил в знак особой милости: несколько юных сыновей татарского царя, бывших на службе у великого князя и крестившихся, а также и прочие, кого пригласил государь, среди них пушкари и другие лица того же рода; иногда к ним присоединяются наемники.
На нашем, как, без сомнения, и на всех остальных столах, расставлены были небольшие сосуды: одни с уксусом, другие с перцем, третьи с солью; они были расставлены и размещены вдоль стола с таким расчетом, что на каждых четверых гостей приходилось по одному набору из этих трех сосудов, кроме, разумеется, стола государева и его братьев. Они оставались на столе от начала обеда и до конца.
В мое посольство за столом присутствовал и царь Петр, крещеный татарский царь, женившийся на сестре великого князя. Во время обеда он сидел по правую руку от старшего брата государева.
Затем, когда все уселись, вошли стольники, наряженные в блестящее платье, и, обойдя вокруг поставца, стали против государя и против нас друг за другом».
Климент Адамс
в 1553 году уточнил: «Все сто сорок прислужников были в золотой одежде и во время обеда переменили ее три раза».Далее снова Герберштейн:
«Стольники никак не приветствовали государя, а шли, вытянув шеи, как будто не замечая его, пока все приглашенные гости не сели, и им не было приказано внести кушанья. Меж тем, когда все сели, государь позвал своего стольника или чашника, взял два длинных ломтя хлеба, лежавшего перед ним горкой, нарезанного и уложенного, положил его на ладонь чашнику и сказал:
— Дай графу Леонарду, послу нашего брата, из бранного римского императора и высшего короля, и Сигизмунду этот хлеб.
Слуга, взяв с собой толмача, который все время находится близ стола, по порядку поднес хлеб нам обоим с такими словами:
— Граф Леонард, великий господин Василий, Божией милостью царь и господин всея Руссии и великий князь, являет тебе свою милость и посылает тебе хлеб со своего стола.