Загадочный Шекспир

Then hate me when thou wilt; if ever, nowУж если ты разлюбишь – так теперь,Now, when the world if bent my deeds to crossТеперь, когда весь мир со мной в раздоре.Join with the spite of fortune, make me bow,Будь самой горькой из моих потерь,

And do not drop in for an after-loss:Но только не последней каплей горя!Ah, do not, when my heart hath scoped this sorrow,И если скорбь дано мне превозмочь,Come in the rearward of a conquer’d woe;Не наноси удара из засады.Give not a windy night a rainy morrow,

Пусть бурная не разрешится ночьTo linger out a proposed overthrow.Дождливым утром – утром без отрады.If you wilt leave me, do not leave me last,Оставь меня, но не в последний миг,When other petty griefs have done their spite

Когда от мелких бед я ослабею.But in the onset come; so shall I tasteОставь меня, чтоб сразу я постиг,At frst the very worst of fortune’s might,Что это горе всех невзгод больнее.And other strains of woe, which now seem woe,Что нет невзгод, а есть одна беда —

Compared with loss of thee will not seem so.Твоей любви лишиться навсегда.

И вновь никакого указания на мужчину или женщину ни у Шекспира, ни в переводе у Маршака. Как всегда, у Шекспира чувства и эмоции универсальны, понятны любому, кто хоть раз терял любимого человека. Словно звенящая струна, каждая строка отдается в сердце безумной болью, поднимающейся откуда-то из самых глубин израненной души. Любому современному человеку понятно то, что испытывает автор сонета. Женщина ли страдает по ушедшему мужчине, мужчина ли по женщине – язык сонета настолько оторван от конкретной действительности 16 века, что становится совершенно безразлично, кому писал его Шекспир… А ведь, думается, все-таки женщине.

Сомнительно, что сонет за номером 90 писался с целью посвятить его тому или иному графу. Шекспир, видимо, писал многие сонеты «в стол», и за несколько лет там их скопилось более сотни. Наверное, что-то читалось знатным особам, друзьям. В итоге Шекспир, склонный пристраивать так или иначе свое творчество, отдал все сонеты издателю. Почему он не публиковал все свои пьесы, легко объяснимо. За пьесами охотились конкуренты – театральные труппы лихорадочно искали новый репертуар, не брезгуя никакими средствами. Поэтому Шекспир, как то было принято, отдавал их в свой театр, интересуясь только реакцией цензуры и успехом постановки у публики. Не исключено, что тексты хранились в здании «Глобуса», но сгорели при пожаре.

Снова обратим взор к сонетам. Прежде чем перейти к номерам со сто двадцать седьмого по сто пятьдесят четвертый, прочтем сонет номер 126. Казалось бы, ясно обращается Шекспир к «lovely boy» – привлекательному/очаровательному/милому мальчику. Но почитав первый сонет и некоторое количество других, мы находим между ними сходные черты: да, автор восхваляет молодость и красоту (где-то понятно, что он обращается к юноше, где-то нет), однако, предупреждает: они не вечны, тускнеют с годами. Причем, выражает свои мысли Шекспир в достаточно жесткой и даже жестокой форме.

Сомнительно, что и в 126-м сонете Шекспир под «милым мальчиком» имел в виду одного из молодых графов. Не так было принято восхвалять их красоту и ум! На подобное и обидеться можно. Опять-таки, скорее это рассуждения автора о быстротечности бытия, связанные с его восприятием мира вообще, а не какой-то отдельно взятой персоны в частности. «Шекспир бесконечно изобретателен в создании все новых сравнений и метафор. Многие из них принадлежат к возвышенному поэтическому стилю, тогда как другие удивляют своим прозаизмом и «низменностью», – пишет А. Аникст во вступительной статье к сборнику сонетов. И далее: «… факты, послужившие толчком для возникновения «Сонетов», почти полностью скрыты от нас».