Заглянуть в пустоту

– Сука! – хотел крикнуть Потоцкий, но его голос сорвался на хрип. Одной рукой он в панике схватился за горло, а другой искал в кармане шорт телефон. – Мне нечем дышать, – прошептал он.

– Да, кстати, телефон ты нечаянно обронил на берегу. Того требовал мой план. В принципе, это неважно, так как здесь всё равно не ловит.

– Прошу тебя, позвони на яхту. Там мои уколы…

– Не проси. Я всё равно этого не сделаю. Это нарушит мой гениальный план.

– План? Не понимаю, зачем? Зачем ты так?

– А я тебе объясню, – она села в метре от него, запрокинув голову вверх и любуясь солнечными проблесками. – Я же не какое-то чудовище, чтобы оставить тебя в неведении, папочка. – Последнее слово она произнесла с особым выражением и посмотрела на мужчину. – Так странно произносить это слово. Папа, папочка, – она засмеялась.

– Что? Что ты… – Владлен Эдуардович на мгновение перестал тяжело дышать. Его широко раскрытые глаза, в которых смешались страх, ненависть, злоба и любовь в один невообразимый сгусток шока, вцепились мёртвой хваткой в девушку. – Что ты несёшь? – еле выдавил он.

– Коваленко Лилия, помнишь такую? Где ты тогда отрывался с дружками – в Писарёвке или в Мерло? Хотя это не имеет принципиального значения. Мамочка долго тебя ждала, а ещё дольше ненавидела меня. До самой смерти, которую я ей подарила. – Виолетта ухмыльнулась и легла на землю. – Ты что же, полагал, что приедешь, погуляешь, наобещаешь манну небесную – и вот так просто слиняешь, а я буду всю жизнь за твой праздник отдуваться? Папочка, ты же умный человек, бизнесмен! Значит, должен понимать, что всё в этой жизни имеет свою цену и своё наказание. Но, несмотря ни на что, я тебе давала шанс всё исправить, а ты им пренебрёг. – Она взглянула на Потоцкого, который корчился от боли. – Помнишь, как вы с твоим псом Марком прогнали меня?

– Но… Но я не знал… – шипел мужчина. – Как ты могла?… Спать… Как… ты…

Виолетта удивлённо взглянула на него:

– А тебе разве не нравилось? Не пойму, ты красный от боли или от стыда? – она звонко засмеялась, разбудив гулкое эхо.

– Прошу тебя, позови ппо…мощь, позвони…

– Что ты заладил одно и то же! – рассердилась Виолетта, но уже через секунду её лицо озарила улыбка. – Ты только представь, какую важную вещь изобрёл Белл! Перед смертью люди не каются, не прощаются, не молятся, а просят дать им позвонить! Кстати, а ты знал, что телефон вовсе не Белл придумал, а некий Меуччи, который умер в нищете и бесславии. Да… Как же всё-таки жизнь несправедлива. – Девушка посмотрела на задыхающегося мужчину. – Но это не в твоём случае. Я позаботилась и о преступлении, и о наказании.

– Прости меня… Я… Я…

– Прощение должно подразумевать раскаяние. Только в этом случае оно оправдано. А тобой сейчас движет страх. Тоже хорошее чувство, отрезвляющее, но уродливое, – она присела на корточках возле него и скривилась. – У тебя сейчас его лицо. Так что, родной, помиловать я тебя не могу. Привычка доводить всё до логического конца… Кстати, это твои гены, папочка. Может, поэтому я никого не люблю? Знаешь, у нас в школе был один пацан, которому вздумалось за мной ухаживать. Пытался провожать меня, открытки дурацкие дарил, даже портфель нёс один раз. Я думала – он влюбился. А нет! Ему было меня жалко, представляешь? – она вопросительно взглянула на задыхающегося Потоцкого. – Худое, немощное, бестолковое существо, которое меня жалело! Меня многие жалели как нечто неполноценное, ущербное. Я даже к этому стала привыкать и почти поверила в свою никчемность. Когда же мне было тринадцать, меня изнасиловали. И, знаешь, мне понравилось. Впервые в жизни меня не жалели, не пинали, не пытались избавиться от меня. Меня хотели и брали! – Она с облегчением вздохнула, поднялась и принялась отряхивать платье с застывшей на лице умилительной улыбкой. – Вот и я делаю так же.

– Я же… тебя спас… – простонал Потоцкий.