Заговор генералов

Темп был взят почти предельный, и минуту-другую спустя глаза Клавдии «поплыли», а ее, бедную, так и швыряло на волнах той самой страсти, для которой она по собственному легкомыслию не обозначила ни границ, ни заслонов… Берег надежды, к которому стремительно рвалась ее грешная душа, оказался не так уж и далеко. И, достигнув его, Клавдия замерла – восторженно и отрешенно. Турецкий глубоко вздохнул и отпустил ее ноги. Клавдия смогла теперь очнуться, слезть со стола и привести в порядок нижнее белье. Турецкий, стоя у окна, молча курил. Услышал за спиной протяжный, прерывистый выдох.

– Значит, про тебя правду рассказывают…

– Это ты о чем? – обернулся он.

С помощью неизвестно откуда появившейся губной помады, зеркальца и носового платка Клавдия поправляла форму своих размазанных губ.

– О том, что ты сексуально озабоченный… Я даже не представляла… в голову не могло прийти, что такое бывает…

– Ну уж! – самодовольно возразил Турецкий.

– А этот твой стол! – со злостью добавила Клавдия.

– Ба! Он-то в чем виноват?

– В том, что и сам ты жуткий развратник, и на столе на этом… – Клавдия вдруг густо покраснела и отвернулась.

«Эва, где собака-то зарыта!» Турецкий едва сдержал улыбку, которая могла в эту минуту смертельно обидеть женщину.

– Уж ты, во всяком случае, можешь быть твердо уверена, – столь же безапелляционно солгал он, – что ничего подобного в моем кабинете не происходило. Тем более – на столе. Как ты могла поверить в эту чепуху? Удивляюсь, право… И вообще, Клавдия, – уже с нотками сварливости добавил он, – мы, кажется, с тобой не договаривались…

– Мы вообще ни о чем не договаривались! Но ты обязательно когда-нибудь крепко пожалеешь… – многозначительно закончила Клавдия Сергеевна, гордо и неприступно уплывая из кабинета.

– Кла-ав, – по-мальчишески жалобно проскулил Турецкий. – А что я мог поделать? Ты сама виновата: страсть, оказывается, и вправду не знает преград. Особенно, когда ты… тут. – Он показал пальцем на стол.

– В том-то и кошмар, – не оборачиваясь, ответила она. – Да, конечно, я не права, что… отношусь к тебе с любовью… Только ты мог бы иметь гораздо больше!

«Еще больше?! – мысленно возопил Турецкий. – Чур меня! Да что ж это творится?! За короткий срок уже вторая дама сообщает мне, причем, не исключаю, из лучших побуждений, что я обязательно пожалею… Потому что не захотел большего! Но о чем речь, если повод у них – один, а обстоятельства – совершенно противоположные?…»

– Клава, – строго сказал он, и она замерла возле двери. – Твои последние слова я мог бы истолковать таким образом, что ты желаешь немедленного повторения?

– Господи! За что мне эти муки! – простонала она и так хлопнула дверью, что из-за филенки посыпались кусочки штукатурки. Гул пронесся по коридору и, вернувшись, с маху ударил Турецкого в грудь, отчего всякое желание и у него немедленно пропало.

– Клавка, ты чудо! – громким шепотом заявил он, выглянув в коридор. – И не ври, что тебе не понравилось… – Но она лишь обреченно отмахнулась.

Александр вернулся к столу, оглядел раскиданное по нему свое бумажное хозяйство, потом посмотрел на часы. Все сумасшествие не заняло и получаса. Но никакого желания возвращаться к работе уже не было. Напротив, он не мог даже представить себе, что вот сейчас снова сядет возле настольной лампы и откроет очередную папку с документами. Не найдя лучшего решения, он сгреб все папки разом и запер их в сейфе. Пока. До завтра.

Сбегая вниз по лестнице, он подумал, что было бы чертовски правильно отвезти сейчас измученную сомнениями Клавдию домой и у подъезда ласково пожать ей ручку. Ведь когда нет логического объяснения случившемуся, женщина легко кидается к противоположным и, разумеется, неправильным выводам, лишь бы они ее устраивали чисто формально. Но эта первая ошибка часто становится причиной уже следующих необдуманных действий. Так из камушка вырастает гигантская снежная лавина, которая может похоронить под собой любую логику и привести к несчастью, после чего вопрос: почему, если даже повода не было? – звучит совершенно по-идиотски. Любые неутоленные страсти легко перерастают в непримиримый антагонизм. А чем усмиряются бурные страсти? Только делом. Клавдия поймет и успокоится.

Но дежурный на вахте заявил, что секретарша Меркулова покинула здание ну вот буквально несколько минут назад, и если побежать к метро, то можно легко догнать ее. Или позвонить домой, когда она приедет.

Ни одно из подсказанных решений вопроса Турецкого не удовлетворяло. С чего это он будет бегать? И в сторону какого метро? Их в округе несколько. И почему она обязательно пошла к метро, когда вполне логично в ее смятенных чувствах зайти в ближайший магазин и взять бутылку любимой ею «Монастырской избы»? Словом, Турецкий быстро уговорил себя, что никому никого догонять не следует, зато завтра совершенно резонным будет первый же вопрос: а куда это тебя, голубушка, вчера черт унес? Я искал, хотел в щечку поцеловать. И это будет истинной правдой.