Заговор генералов

В широко отворенные двери в зал были видны и заполняющаяся сцена, и ложи, пятна лиц, штатские одежды с малым вкраплением мундиров. «Как же они провозгласят диктатора? Объявят с трибуны? Объявить-то легко, но кто их выпустит из театра, как только разнесется по городу?.. Жалкая горстка юнкеров и десяток броневиков?.. Ерунда. Мистификация или провокация».

Он успокоился:

— Ну и что же вы, Катя?

— Как только получим приказ! Готовы стоять насмерть! — он выпятил широкую грудь.

— Да вы, я вижу, уже и подпоручик, — с усмешкой оглядел бравого предводителя юнцов Путко.

— Командир взвода! — с гордостью ответил Катя. — А нынче у меня особенно счастливый день: приказом по армии и флоту я удостоен святой «Анны» с мечами!

— Уже успели после лазарета и повоевать? На Юго-Западном?

— Было дело, — уклончиво отозвался Костырев-Карачинский. Заторопился: — Мне надо проверить посты. До встречи!

Он козырнул. Четко сделал поворот кругом и картинно зашагал по опустевшему коридору.

Спектакль продолжался. На трибуне маячила фигура, и из-за двери доносился натуженный голос. Здесь же в коридоре, у всех дверей и переходов стояли мальчишки-юнкера.

«Если все же осмелятся провозгласить — много прольется крови, подумал Антон. — Надо предупредить, но не надо суетиться. Брусилов не приехал. Слышал, его даже не пригласили. Старик Алексеев не в счет. Корнилов?..»

Глава одиннадцатая

13 августа

1

В час дня Антон приехал на Александровский вокзал, где заканчивались последние приготовления к торжественной встрече верховного главнокомандующего.

Весь минувший вечер и часть ночи Путко снова провел с товарищами из Московского комитета — в районах и на заводах. Пришлось переодеться в косоворотку и куртку, нахлобучить картуз — радостное перевоплощение, — живо вернувшее к счастливой памяти о студенческом пятом, о Металлическом и кружке среди поленниц дровяного склада.

И где бы он ни побывал за минувшие часы, доверительное «большевик-питерец» сразу приобщало его к рабочему братству.

— Пусть попробуют провозгласить диктатора, — резко сказала Землячка. С утра забастовало четыреста тысяч.

Читали в нашем «Социал-демократе»? «Пусть не работает ни один завод, пусть станет трамвай, пусть погаснет электричество, пусть окруженное тьмой будет заседать собрание мракобесов контрреволюции»! И стали заводы и трамваи, и погасло электричество!

— На себе почувствовал, — рассмеялся Антон. — Хоть бы чайку попить дали!

— Перебьетесь, господа делегаты, то ли еще будет! Наша стачка и одновременно строжайшее соблюдение дисциплины — первое наше московское предупреждение, — в голосе секретаря горкома звучало удовлетворение. — Мы уже получили сообщения, что и в Питере, и в Киеве, и во многих других местах прошли забастовки под теми же лозунгами.

— Заботами Милюкова мне добыт пропуск на вокзал, на встречу главковерха, — показал картонку Антон. — Судя по всему, не на Брусилова или Алексеева, а на Корнилова сделали они ставку.

— Это уже очевидно, — согласилась Землячка. — Вот только каким способом?.. Одно можем сказать твердо: в Москве у них не получится. А на вокзал конечно же поезжайте.

И вот теперь поручик Путко, облаченный в парадный мундир, с портупеями и «Георгиями», толкался среди встречающих.

Привокзальная площадь была оцеплена. Казачьи сотни в конном строю. У каждой сотни кони одной масти: белые, гнедые или вороные. Судя по лампасам всадников, представители разных казачьих войск: и донцы, и кубанцы, и уральцы. Ближе к зданию вокзала — женский «батальон смерти». Такое же грудасто-задастое воинство, как то, которое под парчовым знаменем дефилировало неделю назад по Литейному проспекту. Что-то уж очень румяны, не выдали ли им по случаю воскресенья и праздника по чарочке?..

В залах готовились к выходу депутации горожан. А уже на перроне шеренги прапорщиков, делегации от союзов георгиевцев, офицеров, казаков. У самой бровки перрона ровняли строй офицеры и юнкера Александровского училища. Антон увидел Катю. Подпоручик придирчиво оглядывал своих подчиненных. На сей раз юнкера были без трехлинеек и тяжелых патронташей. Начали прибывать генералы. Вельможный атаман войска Донского Каледин, еще какие-то. Появились и иностранцы в мундирах, наверное представители союзнических миссий.

И вот показался паровоз, а за ним — синие литерные вагоны. Грянул оркестр. Едва паровоз остановился, как с подножек спрыгнули текинцы в красных шелковых халатах. Обнажили кривые сабли и живописной стенкой оградили салон-вагон. Отворилась дверь. В ее проеме появился невысокий скуластый генерал в фуражке, надвинутой на самые брови. Антон узнал. Не ретушированный портрет на обложке брошюры, а жалкого оборванца в австрийском мундире.

Корнилов пошел вдоль почетного караула, депутаций и делегаций. Начало перекатываться «ура!», дамы над косматыми папахами текинцев бросали цветы. В конце перрона старик в фуражке с красным околышем и шароварах с лампасами, со всеми четырьмя Георгиевскими крестами и четырьмя медалями, преподнес главковерху от имени двенадцати казачьих войск хлеб-соль.