Российская конференция состоялась в Праге. Чешские социал-демократы предоставили для нее помещение в своем Народном доме. Там, в Праге, Орджоникидзе был избран в состав Центрального Комитета и Русского бюро ЦК и, проводив всех делегатов, последним покинул столицу Чехии. В Париже снова увиделся с Владимиром Ильичей, отправил листки с извещением о конференции и сам тронулся в обратный путь. Еще полгода поработал в Киеве, в Ростове-на-Дону, в Закавказье. Выступал с докладами, налаживал связи... В Москве он встретился с Романом Малиновским, делегатом конференции, тоже избранным в Праге в члены ЦК. После той встречи сразу почувствовал - чутье выработалось за годы подполья, - взят охранкой "на поводок". Оставил Москву. Осторожничал, сбивал след. И все же в Питере его задержали прямо на улице. У него был "чистый" паспорт на имя Гасана Новруз-оглы Гусейнова. Но в охранке о нем знали все: "Ваша партийная кличка - Серго, а подлинное имя - Григорий Константинов Орджоникидзе".
Было что-то саднящее в этой их осведомленности. И в ощущении, возникшем именно в Москве... На кого грешить? Не на Романа же, рабочего парня, товарища по комитету?.. Опять отсидка. А, не беда! Они в партии считают, что активный работник может продержаться в подполье не больше полугода. Он вдвое превысил срок.
За предыдущий побег, с берегов Енисея, ему повесили три года каторги, он и отбыл ее в Шлиссельбургской крепости на Ладоге. А следом: "законные последствия сего наказания" - вечное поселение в Сибири, однако же, "с учетом характера и согласно особому положению", утвержденному дедом Николашки, за "уличение в покушении на побег или совершении оного" препровождение этапом в тюрьму без решеток и засовов, в ледяную Якутию.
Нынешним маем от Александровского централа он протопал в кандалах до Лены двести верст. Оттуда на плоскодонке-паузке вниз по течению - еще две тысячи четыреста.
Сошел на берег - ив объятия товарищей. Знакомство - чин чином:
- Ярославский Емельян Михалыч...
- Клаша. Клавдия Ивановна Кирсанова...
Увидел впервые, но о каждом уже знал от товарищей.
Емельян и Клаша - молодожены. Здесь встретились, здесь и свадьбу сыграли. Емельян Михайлович состоял хранителем экспонатов при краеведческом музее, там же имел и квартиру.
- Прошу к нам! Сия кровать - обратите внимание, с панцирной сеткой! в вашем владении.
Да, это не нары!..
- Располагайтесь, товарищ Серго. Чувствуйте себя дома. Рассказывайте.
Рассказывать было о чем: и Ярославского, и Клашу, и еще одного из товарищей-большевиков, обосновавшегося в Якутске, - Николая Алексеевича Скрыпника - арестовали задолго до Пражской конференции. Теперь они жаждали узнать о ней и о Владимире Ильиче из первых рук.
Ох как по душе пришлось ему у Ярославских! Клаша, хоть моложе всего лет на пять, а выглядела совсем девочкой - курносая, круглолицая, сероглазая, улыбчивая. Не поверишь, что боевик, командир дружины, и на вечное поселение выслана, и четыре года каторги отбыла, и уже третий год, как в Якутии... Их дочурке, Марьянке-северян-ке, уже годик минул...
Рассказала однажды за чаем, как встретились они впервые с Емельяном.
- Наш арестантский паузок уже подплывал к Якутску. Мы, ссыльнопоселенки, высыпали на палубу, глядим во все глаза: берег грозный, тайга-бурелом... И вдруг из тайги к самому берегу, как леший, выходит этакий интеллигент - в .белой рубашке, в пенсне, высокий, статный... А в руках у него огромный букет жарков. Размахнулся - и прямо на палубу, к моим ногам эти цветы... Оказалось - судьба. - Она счастливо засмеялась.
Как в сказке... А у Серго разве тоже не как в сказке? Наверное, всегда счастье приходит так...
Его паузок приткнулся к пристани Якутска в середине июня. Серго застал лето в самом разгаре. Не ожидал, что оно здесь такое щедрое - стремится за два месяца одарить людей, истосковавшихся по солнцу, сразу всем: и жарой, и разнотравьем, и смолистым дурманом. Но даже и тридцатиградусный дневной зной в силах растопить вечную мерзлоту разве что на два аршина в глубину, а ночами на стеблях все равно оседал иней. Зато какими живыми коврами устилались луговины, как щедро всплескивали рыбой бесчисленные озера и речки!..
Первой мыслью его было конечно же - бежать.
- Это надо очень хорошо обдумать, не ты такой первый ретивый, сдерживали его товарищи. - Вверх по Лене на веслах? Далеко не уйдешь... Спуститься к Ледовитому океану? А дальше куда? Закует льдом. Пешком по тайге и тундре, тысячи и тысячи, верст без продовольствия и оружия?..
Да, не он первый жаждал побега. И до него мастерили большие лодки, был даже план захвата парохода, курсировавшего по реке. Ссыльный писатель Короленко тоже хотел - вниз по Лене, к Охотскому морю...
Может быть, зимой, когда закует реку? Серго не оставлял этой мысли.
Последним сентябрьским пароходом прибыла новая партия ссыльных, и среди них Григорий Иванович Петровский.