Заговор генералов

Помог Антону водрузить ранец за спину. Обнял. Они троекратно ткнули друг друга в щеки усами. Как давние друзья. Знакомы они сутки, а как-то незаметно с "вы" перешли на "ты".

- Тоже душа в окопы тянет, - признался Василий. - Но здесь, сам знаешь, сколько дел. Вчера восстановили Петроградский партийный комитет. Пока - как временный. Теперь надо восстанавливать нашу "Правду". Надо решать с царем. Наша линия - немедленный арест. Ну, - повторил он, дуй-ковыляй, а то опоздаешь. Как там сказал почти что твой тезка Дантон? "Мое имя вы найдете в Пантеоне истории!"... Связь с нами держи и через армейский комитет, и прямо сам.

Перед тем, сдав в штабе восстания свой "пост"-стул Василию, Антон возвратился, наконец, в лазарет. Там все было в расстройстве. Исчезнувшего раненого никто из персонала и не хватился. Он попросил выдать воинские документы, незнакомый врач тут же их и оформил. Путко поднялся к себе в палату. Она была пуста. Койки перестланы заново, только на его тумбочке все нетронуто. Он прилег на кровать, поверх одеяла, чтобы немного передохнуть перед дорогой, а проснулся, когда уже наступили сумерки.

- Ну вот, слава богу! - услышал он над собой голос Наденьки. - Я уж думала, полные сутки заберете.

- Ох, Надя-Надежда! - Он сел, чувствуя себя превосходно выспавшимся и как никогда бодрым. - Пожевать чего-нибудь найдется? Я, как из вашей хаты ушел... - И сам удивился: - Надо же, так ничего и не ел!

- Сейчас, миленький! - всплеснула она руками. - Я все сберегла!

- А где мои... однопалатники? - огляделся он.

- Есаул к своим казакам убег. Ужас как матерился напоследок. А тот, в пах раненный, - преставился. Уже . почти весь лазарет опустел - кто куда. Она запнулась. - А вы?

- И я, Наденька. Соберу свои вещички - и на фронт.

- И вы, значит... - санитарка запнулась. - Дежурство мое кончилось. На улице темно, фонари побили... Хулиганы шастают... Вы меня пе проводите?

- С великим удовольствием!

По дороге после десятка молчаливых шагов она спросила:

- А жена у вас есть?

Антон подумал: "Ольга?.. Жена, да не моя..." Усмехнулся:

- Есть. Пушка по имени "гаубица" - вот моя жена. - И сам спросил: - А у тебя? Не муж, конечно, - молода! Парнишка-дружок?

- А-а, был, - она с досадой отмахнула варежкой. - Соседский. Губошлеп.

Они подходили уже к Александровскому мосту.

- Помните: Катя, как выписался из лазарета, в ресторан меня пригласил?

- Конечно, - улыбнулся Антон. - Шоколадом-пирож-ными потчевал.

- И вином поил, - глухо, полуотвернувшись, отозвалась она. - А потом сказал: "У меня для вас, Надежда Сергеевна, сюрприз есть. Я в этой гостинице остановился, давайте поднимемся в нумер на минутку". Я и пошла... Я ведь к нему как к брату, как к Сашке... Выходила. Два месяца обмывала, с ложки кормила-, утки выносила... А он, как привел в нумер, дверь на ключ и изнасильничать хотел.

- Не может быть! - схватил ее за руку Антон.

- Едва отбилась... Слабый он еще... Девушка ткнулась в отворот его шинели:

- Тогда он с колен: "Уступи! Я тебя обожаю!.." А мне так гадко стало... Тогда он вскочил, отпер дверь - и по щеке меня: "Убирайся вон, плебейка!" - Она всхлипнула.

- Подлец! Ух какой подлец!.. - Антона захлестнула ярость. - Попадись он мне, сукин сын! Выродок! - Он обнял, прижал к себе девушку. - Успокойся! Молодчага, что сумела за себя постоять!

Она отстранилась. Снова отвернулась:

- Я никому об этом не рассказывала. Ни Сашке, ни даже маме. Только вам...

Они были уже на мосту.

- Почему же мне? Облегчить душу?

Девушка остановилась у парапета, налегла на чугунный поручень грудью:

- Вы, Антон... Антон Владимирович, все обо мне должны знать... Потому что я люблю вас...

Перевела дыхапие. Но поворачивая к нему лицо, с решимостью, будто бросаясь с моста вниз, в Неву, не давая ему вставить ни слова, заспешила:

- Полюбила вас, почитай, с первого дня, как привезли, простертого. Отчего-почему - кто знает? Люблю и ничего не могу с этим поделать. Думала: хоть какой ни будет - слепой, безногий, - мой, мой!.. На рождество с девчатами-соседками гадали. Мне вышло: если серые у тебя глаза - сбудется. Снял ты повязку, я глянула: батюшки мои! Не карие, не рыжие - серые!.. Судьба!..

Она замолкла. Повернулась к нему спиной, подставив лицо ледяному ветру:

- Вот какие дела, миленький...

Антона как оглушило. Он и раньше - в тоне девчонки, в глазах - что-то улавливал. Но не придавал никакого значения: без малого в отцы ей годится. Ну, нравится девушке - какого мужчину это не тешит? Но чтобы так...

- Послушай, Наденька... Послушай, это по молодости... Ты совсем еще молода... Это ты из жалости... Вот увидишь: пройдет... - Он бормотал всякую чушь, первое, что приходило на ум. - Через несколько часов, рано утром, я уезжаю на фронт.

- Знаю, - ответила она. - И я с вами. С тобой, - твердо поправилась она.

- Ку-уда?! - удивился он. - С ума сошла? В карман я тебя посажу?

- Я уже все узнала: сестры милосердия и санитарки там ой как нужны!

- Не глупи. Фронт - это не в куклы играть. Нашел главное: