Заговор генералов

Тогда Керенский разработал план его ареста уже в Питере. Посвятил в этот план тогдашнего министра-председателя князя Львова и сменившего Милюкова на посту министра иностранных дел молодого Терещенко. Однако в ту пору еще был в силе Совдеп, и министры не решились осуществить замысел — на памяти был провал с приказом Корнилова о расстреле демонстрации на Дворцовой площади. Но подоспели июльские события. Теперь Александру Федоровичу пришло на ум: если бы та демонстрация не возникла стихийно, ее следовало бы подстроить! Да, да! Ведь именно благодаря июльским дням он, в конечном счете, и стал министром-председателем!.. Но в тот момент… Известие о демонстрации застало его на Юго-Западном фронте. Керенский представил эти полумиллионные толпы, захлестнувшие улицы Питера. Как их рассеять? Бросить против демонстрантов войска? А не повторится ли Февраль, только в ином варианте? Нет, прежде войск нужно бросить в толпу слова, которые внесли бы смятение в умы. Какие?.. В момент накала боев на фронте, в часы позорного отступления самое действенное, раздирающее душу — слухи о шпионах, о предателях, подкупленных германцами. Увязнут, как мухи в липкой бумаге. Великая ложь? Российский вариант «дрейфусиады»? Некое «дело Бейлиса»?.. Чепуха! В политике важны не средства, а результаты: per fas ас nefas[19]

.

Идея использовать «великую ложь» возникла в мозгу Керенского давно. Может быть, в тот день, когда Ленин отважился проехать через Германию. Она была положена в основу первого, оговоренного Львовым и Терещенко, но до поры неосуществленного плана. Еще тогда, в мае, некий Ермоленко, военный шпион, дал «собственноручные показания». Эти «показания» хранились в сейфе у Терещенко. Четвертого июля Керенский по прямому проводу связался со своим доверенным лицом в военном министерстве и распорядился: «От моего имени настаивайте на немедленном использовании материала Терещенко». Это послужило сигналом. Но нужно было устроить так, чтобы публикация «показаний» исходила не от правительства, а как бы со стороны, выглядела «утечкой информации». Кого найти в исполнители? Выбор пал на Алексинского. Бывший большевик, бывший депутат — член рабочей курии славной второй Думы. Правда, было какое-то темное дельце в эмиграции, в Париже, когда французские литераторы исключили его из своего союза за бесчестность и клевету. Но кто в толпе знает об этом?.. Алексинский с готовностью согласился: он давно чувствовал себя обойденным историей. И тут такое горячее дельце. Керенский хорошо знал породу таких людей. И понеслось!.. А большевистская «Правда»-то уже прихлопнута! Ленинцы попытались наладить выпуск «Листка „Правды“»: «Гнусные клеветы черносотенных газет и Алексинского», «Новое дело Дрейфуса?»… Ухватились за одну промашку: «показания» Ермоленко были датированы шестнадцатым мая: «Сразу видна клевета „Живого Слова“ уже вот из чего: „Живое Слово“ пишет, что 16-го мая письмо (за № 3719) Керенскому об обвинении Ленина было послано из штаба. Ясно, что Керенский обязан был бы тотчас арестовать Ленина и назначить правительственное следствие, если бы он верил хоть минуту в серьезность обвинений или подозрений». Да, промашка! Вот как тщательно надо обсасывать каждую мелочь… Но что мог сделать какой-то «Листок „Правды“» в ответ на артиллерийский залп крупнокалиберных «Биржевых ведомостей» или милюковской «Речи»?.. Союзники оценили: «Ваш ход, господин Керенский, спас положение правительства». А «Речь» уже через день торжествующе заключила: «В эту минуту произошел исключительный по резкости перелом настроения и большевизм умер, так сказать, внезапной смертью». Поторопился Павел Николаевич, теперь сам ногти грызет… Да, вот тогда бы надо было воспользоваться моментом, чтобы умертвить большевизм не только фигурально… Он, министр-председатель, отдал приказ об аресте Ленина. Сейчас ему припомнилась фраза, которую любит повторять Савинков: «Только мертвые не возвращаются». У Бориса Викторовича своеобразные афоризмы… Зябко от них становится… Хорошо, что все мысли управляющего — против большевиков. Но служба розыска делает промашку за промашкой. Вот и тогда: провели облавы, устроили засады, сделали обыски — Ленин как сквозь землю провалился. Нет, нет прежней хватки!.. Временное правительство распорядилось закрыть границы. Шерстили каждый поезд. Безрезультатно.

Тогда министр-председатель решил поднажать с другой стороны — так сказать, с моральной. Вынудить Ленина явиться на суд добровольно. Мол, если боится предстать пред Фемидой — значит, виновен. И на сей раз суфлировал из-за ширмы, через такие организации, как ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов, Исполком Совета крестьянских депутатов. На объединенном собрании эти «представители всего трудового и воюющего народа» приняли резолюцию, в которой признали «совершенно недопустимым» уклонение Ленина от суда.

Не подействовало. Пришлось довольствоваться арестами его сотоварищей, не успевших скрыться.