Заговор генералов

Конечно же это был Василий. Но бритобородого, в мундире, его и впрямь трудно было узнать. Только глаза и брови прежние. Да когда снял фуражку запорожский оселедец на залысине.

— К нам, в строй? — с радостью пожал руку Путко.

— Временно прикомандирован к Коморсеву. После заседания задержись. Как говорят у нас в Одессе: будем иметь разговор.

От Василия Антон узнал, что Временное правительство приняло решение о летнем наступлении. Хотя большевики — депутаты Питерского Совдепа выступили против, Исполком поддержал министров. Одобрил решение о наступлении и первый съезд Советов.

— Если наступление окажется успешным, оно послужит укреплению Временного правительства. Если же оно провалится, правительство свалит вину на нас и даже на эсеро-меньшевистские Советы.

— Если судить по тому, как подготовлена к наступлению армия, скорей всего, возможен второй вариант, — отозвался Путко. — Сужу по состоянию артиллерии: парк не обновлялся и не ремонтировался с начала войны. Снарядов — на полдня работы. Минометов — пять штук на весь корпус.

— То-то и оно. Правительство умышленно делает расчет на поражение, чтобы задушить революцию.

— Когда солдат на своей шкуре испытает — поймет… Русский человек, сам знаешь, задним умом крепок. Но сколько это будет стоить крови! — с горечью проговорил Антон.

— Только собственный опыт сможет убедить солдат в нашей правоте, сказал Василий. — Сейчас «революционное оборончество» захлестнуло всех. И здесь, в Коморсеве, в Искоборсеве[14]

, в армейских комитетах по всем фронтам засилие меньшевиков и эсеров. Нам особенно важно иметь надежных товарищей в армейских комитетах.

Василий рассказал, что при ЦК партии ныне создана Военная организация — «военка». Он сам — один из членов ее, одновременно продолжает быть и членом Питерского Совдепа.

— Здесь, на Севфронте, я официально как представитель Совдепа. А по существу… — Он хитро подмигнул. — Ну, Антон-Дантон, будем держать связь!..

Через товарищей-партийцев связь они установили. Но повидаться больше не довелось.

Восемнадцатого июня началось наступление. Первыми на штурм вражеских заграждений были брошены войска Юго-Западного фронта. Затем дивизии других фронтов. Северный пришел в движение последним, но лишь Пятая армия, а их Двенадцатая должна была действовать как вспомогательная.

Тем временем в Питере произошли события, которые изменили всю обстановку как в тылу, так и на фронте. К началу июля уже стало окончательно ясно, что разрекламированное наступление с треском провалилось: добившись незначительных успехов в первый момент, войска Юго-Западного фронта остановились, а затем обратились в беспорядочное бегство. Как и ожидали большевики, Ставка и Временное правительство обвинили в поражении Советы и ленинцев. 3 июля на улицы Питера выплеснулась стихийная демонстрация солдат и рабочих. Против демонстрантов были брошены юнкера и казаки, вызваны с Северного фронта карательные части. Петроград объявлен на военном положении. Разгромлена редакция «Правды». Начались повальные аресты большевиков, разоружение рабочих, расформирование частей гарнизона, участвовавших в демонстрации. Временное правительство отдало приказ об аресте Ленина. ВЦИК объявил Временное правительство «правительством спасения революции» и передал ему всю полноту власти. Министры утвердили законы о введении на фронте смертной казни и военно-полевых судов.

Понеслось, покатилось… После июльских событий и военное командование, и комитетчики, и комиссары правительства, направленные в части, — все набросились на большевиков. Вдесятеро яростней, чем в апреле: «Пораженцы! Германские шпионы! Продали Россию за немецкие марки!..» Аресты. Слухи о расстрелах без суда. Пахнуло шестым годом, «столыпинскими галстуками».

Антон, его товарищи-солдаты в батарейной ячейке мучились в безвестности: как там, в Питере? что с Лениным?..

Но вот пробрался на батарею листок «Рабочий и солдат». Под заголовком: «№ 1. 23 июля 1917 г.». А над заголовком — их родное: «Российская Социал-Демократическая рабочая партия. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Сбились в землянке. Отсвет коптилки скользит по листку.

— «„Рабочий и солдат“ выходит в тяжелые для нашей партии дни, в дни, когда наши организации подвергаются разгрому, газеты наши закрываются, наши вожди шельмуются предателями, изменниками и провокаторами, члены нашей партии преследуются, избиваются и даже убиваются…»

Кто-то тяжко вздохнул в темноте.

— «…Каждое наше „поражение“ превращается в нашу победу, — громче стал читать Антон, — каждая победа наших противников — в их поражение. Так было всегда, так будет и теперь!»

— Так это же «Правда»! — взял листок, повертел его в ладонях-лопатах Петр. — Тот же голос.

— Конечно, — кивнул Путко. — И в двенадцатом, когда она только начала выходить, ей все время приходилось менять название: то «Рабочая правда», то «Путь правды». Нечему тут удивляться.

Но, получив третий номер «Рабочего и солдата», сам поразился, прочитав набранное сразу же под заголовком объявление: