Заговоры и борьба за власть. От Ленина до Хрущева

Но, может быть, многое объяснит отрывок из воспоминаний писателя-троцкиста Виктора Сержа (В.Л. Кибальчича). По его словам, Виктор Эльцин передал ему указания «старика» (Троцкого): «Пока ничего не предпринимать, не обнаруживать себя, крепить связи, сохранять наши кадры 1923 года, пусть Зиновьев исчерпает себя…»

Правда, Зиновьев себя не исчерпал. Сталин, разгадав замысел Троцкого, не пошел на обострение ситуации и достиг консенсуса с Григорием Евсеевичем. Зиновьевцы на съезде были выбраны во все руководящие органы партии.

Каменева вывели из Политбюро и сняли со всех высоких постов. Но Зиновьев не принял протянутой ему Сталиным руки. «Все, или ничего!» был лозунг, недальновидно выбранный лидером Ленинграда и Коминтерна. Вернувшись на берега Невы, Зиновьев организовал блокирование решений съезда, осудившего его позицию.

Зимой 1926 года Сталин направил в Ленинград Кирова с поручением переломить ситуацию. Сторонники съезда в Ленинградской парторганизации были запуганы и изолированы зиновьевцами. У Кирова первое время не оказалось даже крыши над головой. Ему с большим трудом удалось подыскать помещение для собраний сторонников съездовских решений. Это помещение предоставил бывший царский полковник, беспартийный командующий Ленинградским военным округом Б.М. Шапошников.

И тут по зиновьевцам неожиданно ударили троцкисты. К примеру, начальник Высшей кавалерийской школы С.А. Туровский ходил с револьвером в руке и разгонял митинги зиновьевцев. В результате в выигрыше оказался Сталин. Начал медленно вырисовываться перелом в его пользу. Если в 1917 году Зиновьев, несомненно, пользовался большим влиянием в широких слоях партии и среди революционно настроенных рабочих, то в середине 20-х годов авторитет его среди рядовых партийцев был окончательно подорван участием в качестве руководителя в «красном терроре» 1918 года (правда, вначале он старался сдерживать peпpeccии) и репрессиями 1921 года.

Зиновьев был только тенью гиганта. Ленина не стало, и тень исчезла. В апреле 1926 года вытесненный из Ленинграда Г.Е. Зиновьев заключил союз со своим вчерашним врагом Троцким.

«Проявленная при заключении союза с Троцким беспринципность Зиновьева повергла в смущение даже его самых преданных сторонников».

Этот еще недавно считавшийся невозможным союз усилил разброд среди сторонников оппозиции и содействовал уходу многих из ее рядов. Только среди студентов МГУ осталось еще много зиновьевцев. Они возмущались: «Там в Ленинграде лучшие партийные кадры! Там лучшие армейские и флотские коммунисты! Почему ленинградская радиостанция имени Коминтерна не призывает к оружию?!»

Но Ленинград был уже под контролем Кирова, а значит, и Сталина. На июньском пленуме 1926 года Зиновьев лишился последней опоры. Ослабли его позиции в исполкоме Коминтерна. А на июльском пленуме ЦК ВКП(б) 1926 года он был выведен из состава Политбюро. В октябре того же года произошла его отставка с поста председателя Коминтерна.

Политические акции Зиновьева упали крайне низко. Вот что вспоминал бывший советский военный разведчик и дипломат, а тогда тайный троцкист, ставший в 1937 году невозвращенцем, а после Второй мировой войны директором Русской службы «Голоса Америки» А.Г. Бармин:

«К этому времени авторитет Зиновьева значительно пошатнулся… Не прибавили ему авторитета и поражения, которые под его руководством потерпел Коминтерн в Германии, Болгарии и Эстонии, где выступления коммунистов были утоплены в крови. Я был одним из тех, кто нисколько не пожалел бы, если бы Зиновьев был отстранен от руководства, и у меня было такое впечатление, что эта точка зрения была широко распространена в партии. Сталин удачно воспользовался этими настроениями и нанес поражение группировке Зиновьева, не обнаружив в этом какой-то своей особой заинтересованности».

Победив зиновьевскую оппозицию, Сталин в 1926 году вновь поставил перед партией цель укреплять союз с бедняками, а не с середняками (особенно с их верхними прослойками, мало отличавшимися от кулаков): «Ежели говорят об оживлении Советов, то некоторые советские работники думают, что всех нужно привлечь, не исключая кулацких и других буржуазных элементов». Но экономическая и социальная мощь кулачества выросла в условиях НЭПа. А середняк продолжал оставаться основной фигурой в деревне; он желал торговать хлебом, а не отдавать его; он требовал повышения закупочных цен на хлеб и увеличения производства нужных ему промтоваров. В противном случае середняки предпочитали прятать хлеб.