Заговоры и борьба за власть. От Ленина до Хрущева

Как пишет Д. Боффа: «Мощным стимулом для множества людей служила мысль о том, что за короткий срок, ценой изнурительно тяжелых усилий можно создать лучшее, то есть социалистическое будущее… В то время, когда в остальном мире свирепствовал кризис, молодежь и рабочие России, – как заметил один английский банкир, – жили надеждой, которой, к сожалению, так недостает сегодня в капиталистических странах». Подобные коллективные чувства не рождаются путем стихийного размножения. Несомненно, суметь вызвать и поддержать волну энтузиазма и доверия само по себе немалая заслуга; и эта заслуга принадлежала партии и сталинскому течению, которое отныне полностью руководило ею. Нельзя отказать в обоснованности рассуждению Сталина, когда он в июне 1930 года на ХVI съезде ВКП(б) заявил, по сути дела выдавая свою сокровенную мысль, что, не будь идеи «социализма в одной стране», не был бы возможен и этот порыв».

Действительно, промышленность и народное хозяйство в СССР последовательно укреплялись и набирали темпы, а в ведущих капиталистических странах наблюдалось падение производства или, в лучшем случае, застой. Положение трудящихся там было отнюдь не такое прекрасное, как полагают сейчас те, кто основывается на данных второй половины XX века. Примером для трудящихся всего мира в 30-е годы богатая, нажившаяся на Первой мировой войне Америка (пережившая страшный кризис и впавшая в Депрессию) могла служить в меньшей степени, чем полунищая Россия (СССР), набирающая темпы социалистического строительства. Не случайно поддерживали политику Сталина такие разные люди (все трое – крупнейшие писатели XX века): М. Булгаков, М. Шолохов, А. Платонов. Они понимали, что у советского (русского) народа в той исторической ситуации это был единственно возможный способ сохранить свою страну и культуру. Нечто подобное сознавали и почти все крупнейшие деятели культуры буржуазных государств.

Оппозиция была лишена опоры как на партийные массы, так и на трудящихся. Крестьяне если и были недовольны (в разной степени, вплоть до лютой ненависти) советской властью, то оставались не организованными. Им приходилось вести тяжелейшую борьбу за выживание; разбираться в политических проблемах было некогда, да и непривычно.

Когда в 1929 году начались активное колхозное строительство и наступление на кулака, отпор был очень сильный. Зажиточных крестьян поддерживали их родственники, подельники. Считалось, что в стране имелось около миллиона кулацких семей (примерно 5 млн человек), но вместе с сочувствующими это уже было не менее 15–20 млн человек. Да и остальные крестьяне, за исключением немногих (главным образом из числа молодежи), были настроены по отношению к колхозам по меньшей мере настороженно, стараясь все лучшее оставлять в личном владении.

Все это происходило не только от «темноты» малообразованной и привыкшей к традиционным ценностям сельской массы. Если крестьянин снабжал горожан реальными пищевыми продуктами, жизненно необходимыми, то город, промышленность не были еще в состоянии обеспечить село хотя бы ширпотребом, не говоря уж о комбайнах, тракторах и удобрениях. Да и откуда у бедняков и даже середняков возьмутся средства на приобретение техники, горючего, удобрений? Кто им даст в кредит большие суммы, если нет реальных надежд на скорый возврат долга, да еще с процентами?

В 1929 году в СССР было выпущено 3300 тракторов и ни одного комбайна. Закупать сельхозтехнику за рубежом было накладно. Будь, как при царе, деньги золотыми, крестьяне были бы заинтересованы в их накоплении. А то им предлагали бумажные купюры, из техники – почти ничего, немногим больше промтоваров, а вот обещаний и лозунгов – сколько угодно! Обещаниями будущего благополучия практичного крестьянина не соблазнишь; он привык жить от осени до осени и под вечной угрозой недорода.

Идеологические стимулы для крестьян, в отличие от рабочих, не имели серьезного значения. Тем более что начиная со времен Гражданской войны и военного коммунизма крестьяне привыкли бояться вооруженной власти и не доверяли ей. Прокормить себя можно было, а вот кормить других, да еще за посулы, не было резона. Колхозы давали надежду на улучшение жизни, но это еще требовалось подтвердить на практике.

Примерно такая – в схеме – складывалась ситуация в сельском хозяйстве. И чтобы изменить ее коренным образом, требовались решительные и крутые меры. Надо было спасать от голода рабочих и Красную Армию, не говоря уж о служащих.