Жак Неккер хотел, чтобы Генеральные штаты собрались в Париже, однако король настоял на Версале, вернее, на отеле Menus-Plaisirs, который и стал местом проведения заседаний. В зале, длина которого составляет 56 метров, а ширина – 20 метров, до сих пор хранятся декорации оперы. Королевскому интенданту Папийону де ла Ферте было поручено превратить Menus Plaisirs в огромный зал для собраний.
2 мая 1789 года делегаты Генеральных штатов прибыли в Версаль на первую встречу с королем. А поскольку каждый представитель должен был явиться в предписанной одежде, «соответствующей его статусу», разницу между сословиями можно было увидеть невооруженным глазом. Дворяне шествовали в полном убранстве, в шляпах с перьями и черных костюмах, прошитых золотой нитью. Третьему же сословию полагались только парадный халат и маленькая шляпка. Предписывая каждому делегату являться в определенном одеянии, Людовик XVI косвенно намекал, что хочет соблюсти порядок во время голосования. Но поскольку королевский интендант еще не закончил подготовку Menus-Plaisirs, заседание Генеральных Штатов не могло состояться раньше 5 мая.
Всего в зале присутствовали 1139 делегатов – неполный состав: голоса за делегатов от Парижского округа еще не были подсчитаны. Духовенство представляли 208 священников, 47 епископов и 36 настоятелей, дворян – 270 человек, большинство из которых – выходцы из старого землевладельческого дворянства. Остальные 578 депутатов представляли третье сословие, и по меньшей мере 400 человек из них были мировыми судьями или юристами, а еще 178 принадлежали либо к низшему среднему классу, либо к прослойке банкиров, писателей, врачей и учителей. Большинство из них, жители провинций, впервые оказались в Версале.
Среди представителей третьего сословия выделялся граф де Мирабо, единственный дворянин, выдвинувший свою кандидатуру, в результате чего потерял все свои привилегии. Теперь дворяне называли его un déclassé – тот, кто больше не принадлежит к их классу. Кроме него, можно было заметить Максимилиана де Робеспьера, пока только адвоката, которого Мирабо прозвал «котом-уксусником», и Мишеля Жерара, единственного выборного крестьянина из Ренна. Но все внимание было приковано к Эммануэлю Жозефу Сьейесу, аббату, который в январе того же года памфлетом «Эссе о привилегиях» (Essai sur les privileges) дал понять, что третье сословие придет в Версаль с жесткими требованиями. На вопрос «Что такое третье сословие?» Сьейес отвечал: «Всё», вновь поднимая вопрос о дисбалансе сил между сословиями: «Что до настоящего времени значило третье сословие в политической сфере? Ничего. Чего хочет третье сословие? Стать кем-то».
Первое время король отказывался от проведения голосования, и три сословия должны были заседать отдельно. Однако третье сословие знало, как играть общественным мнением. Под редакцией графа де Мирабо ежедневно выходила газета тиражом шесть тысяч экземпляров, что позволяло внимательно следить за событиями в Париже. И главное: третье сословие, в отличие от духовенства и знати, начало публичные дебаты. Каждый день сотни жителей приходят послушать дискуссии.
Людовику XVI тем временем было не до поднимаемых проблем: Луи Жозеф, его семилетний сын, заболел туберкулезом и был при смерти. В ночь с 3 на 4 июня дофин умер. Его брат, четырехлетний Луи Шарль, был назван новым наследником престола. Но даже глубочайший траур не позволял королю рассчитывать на сочувствие со стороны общественности, особенно когда стало известно, что похороны принца обошлись в 600 тысяч фунтов стерлингов. Когда делегаты третьего сословия снова стали настаивать на разговоре с Людовиком XVI, король ответил: «Но разве среди них нет отцов?»
Напряжение в Генеральных штатах нарастало, а тон дебатов третьего сословия ужесточался. Аристократию они называли une absurdité insoutenable[342]
, дворян – des monstres aristocrates[343]. Более того: мнение короля уже не притягивало внимание, дебаты свелись к прямому противостоянию между первыми двумя сословиями и третьим. 10 июня, через месяц после торжественного открытия Генеральных штатов, у Сьейеса лопнуло терпение. В зажигательной речи он призвал остальных отделиться от Генеральных штатов и взять дело в свои руки. Последовала неделя ожесточенных споров, и вот 16 июня момент настал: третье сословие заявило, что отныне будет называться Национальным собранием, единственным подлинно народным собранием, «состоящим из назначенных напрямую представителей не менее 96 % нации». Не прошло и дня, как 20 священников перешли на сторону третьего сословия. В самом деле священники и духовенство из небольших деревень и городов жили не лучше, чем обедневшая буржуазия, а призыв к справедливости со стороны третьего сословия звучал слишком заманчиво. Во время публичных дебатов трибуны были заполнены людьми. Что-то должно произойти!Они еще не знали, но именно это решение вело к тому, что менее чем через месяц будущее Франции было окончательно переустроено.