Заклятая дружба

«Учитывая в достаточной степени политическое значение рейхсвера и его руководящих кругов для Германии, мы, идя на материальные жертвы, сделали много для того, чтобы иметь хорошие отношения с рейхсвером. Однако при этом мы никогда не забывали, что рейхсвер с нами “дружит” (в душе ненавидя нас) лишь в силу создавшихся условий, в силу необходимости иметь “отдушину” на востоке, имея хоть какой-нибудь козырь чем пугать Европу. Вся “дружба” и сотрудничество рейхсвера шла по линии стремления дать нам поменьше и похуже, но использовать нас возможно полнее…

Если уж кому-нибудь следует быть в претензии, то это нам, а не рейхсверу. Об этом им нужно открыто заявить. Пусть на деле нам докажут, что это не так.

Что касается обмена сведений по Польше, то в тех рамках как это имело место до сих пор (обмен разведданными), я дал свое согласие. На какой-либо более расширенный обмен мнений или сведений по Польше (например, обсуждение оперативных соображений, а этого добиваются немцы) мы пойти не можем и не пойдем.

С дружеским приветом – Ворошилов» [216].

В таком контексте и, кроме того, в условиях нарастания в стране подозрительности и недоверия к иностранцам (в связи с этим уместно упомянуть о громком судебном процессе в городе Шахты над германскими специалистами фирмы «АЭГ») перед советской стороной вновь встал вопрос о целесообразности продолжения контактов между Красной Армией и рейхсвером. Была создана специальная комиссия Политбюро ЦК ВКП(б), и H. Н. Крестинскому пришлось употребить все свое дипломатическое искусство, чтобы в переписке с И. В. Сталиным и К. Е. Ворошиловым показать все плюсы военного сотрудничества с Германией и не допустить его разрыва.

Если до конца 20-х гг. советские военные руководители, ведя переговоры с германским военным и дипломатическим истеблишментом, пытались решить вопрос об организации с немецкой помощью современного военного производства в СССР и заключить с немецкой стороной своего рода «военно-политический союз», то после «рапалльского десятилетия» приоритеты постепенно изменились. Теперь поездки в Германию стали носить прежде всего информационный характер. Непредсказуемость развития внутриполитической ситуации в Германии, быстрый рост ее военной мощи закономерно заставили командование РККА учитывать ее как возможного военного противника. Отсюда – усиленное внимание к новейшим военно-техническим достижениям Германии и происходящим в ней политическим процессам.

Большой интерес к настроениям руководящих кругов рейхсвера в свете политических изменений в Германии проявляло и руководство СССР. В начале 1932 г. посланец Сталина К. Радек, будучи проездом в Берлине, специально встретился с полковником Фишером, который заверил его, что рейхсвер заинтересован в продолжении военного сотрудничества с СССР.

Осенью 1932 г. командование рейхсвера принимало представительную делегацию РККА во главе с заместителем наркомвоенмора по вооружениям М. Н. Тухачевским. Во многом его миссия носила дипломатический, зондирующий характер. В первую очередь командование Красной Армии интересовало отношение рейхсвера к национал-социализму и военно-технические новинки Германии. С делегацией встретился президент Веймарской республики генерал-фельдмаршал П. фон Гинденбург.

«От верху до низу рейхсверовский генералитет и офицерство подчеркивали особое уважение и дружбу к советским “генералам”», – отмечал Тухачевский в докладе наркому. Заместитель наркома присутствовал на оперативных маневрах рейхсвера в районе Фюрстенберг-Кюстрин, осмотрел новые образцы вооружения и боевой техники на Куммерсдорфском полигоне и посетил ряд военных заводов («Крупп», «Тиль-Рула», «Рейнметалл», «Юнкере», «Сименс», «Телефункен»), проведя при этом предварительные переговоры с представителями фирм.