Заклинатель джиннов

Но, несмотря на всю его мощь, существовали темы, на коих мы спотыкались — взять хотя бы понятия веры, религии, священнослужения. Отец утверждал, что вера — очень интимный процесс, личное дело каждого. Никто не должен становиться между человеком и богом, и все священники, миссионеры, все профессиональные посредники, тянущие руки к небесам и нашим кошелькам, впадают в грех гордыни и кощунствуют. Когда у отца интересовались, верит ли в бога он сам, отец отвечал: бог — утешение слабых. И этим все сказано.

Как объяснить подобные вещи лишенному плоти существу, чей разум строг, логичен и требует определений всякого понятия? С любовью, чувством иррациональным, все же было проще; любовь воспринималась Джинном как связь между людьми, проистекавшая из их родства, духовной близости, телесного влечения, и все эти материи, а также сами люди, были реальны, а значит, в какой-то мере постижимы. Но вера!.. Вера во всемогущего Создателя, которого в природе нет, любовь к абстракции, которая ничем себя не проявляет, книги, написанные от имени божества, жертвенный пыл, фанатизм, обрядность и, наконец, убежденность в том, что за вратами смерти лежат дороги к аду или раю… Это казалось ему нелепым, необъяснимым, и я мог лишь гадать, сколько десятков мыслящих центров трудились над аспектами теологической проблемы.

Имелся, впрочем, круг вопросов, не вызывавших сложностей.

Как— то, решив понаблюдать за хрумками, я лицезрел их поутру: Пыжа за столом-саркофагом в «усыпальнице», Альберта в его «скотобойне», украшенной парой топоров и прочими мясницкими орудиями, и ассирийца Керима — тот был в своих чертогах, но снаряжался к выезду. Примерно так, как Шварценеггер в «Коммандо»: высокие башмаки, пояс с мобильником, тужурка черной кожи, в один карман — бумажник, в другой — сигнальный брелок и ключи от машины, на пальцы — перстни, на шею — золотую цепь… Прикид роскошней некуда! Подвесить к цепочке кистень, и хоть сейчас на большую дорогу!

— Теплые сгустки Альберт Салудо, Керим Ичкеров и Петр Пыж, — перечислил Джинн голосом коммивояжера, предлагающего порченый товар. — Они представляют для тебя опасность?

— В некотором смысле, — признался я.

— Ты вызвал защитника. Александр Симагин — твой защитник и друг. — Это был не вопрос, а констатация факта. — Я наблюдаю, как он действует. Он собирает информацию. Он был у теплых сгустков, опасных для твоей стабильности. Это эффективная стратегия?

— Полагаю, да. Симагин — очень опытный защитник.

— Что он сделает с теми тремя теплыми сгустками? Прекратит их существование?

— Это вряд ли. Закон гласит: за всякий проступок — свое воздаяние. Смерть была бы слишком суровой карой.

Секунду-другую Джинн размышлял, затем полюбопытствовал:

— Александр Симагин — твой единственный защитник?

— Ну почему же… Во-первых, я сам могу себя защитить, а во-вторых, есть и другие защитники.

— Ты мог бы их привлечь.

— Зачем?

— Больше защитников, больше безопасность, — заметил Джинн.

Кажется, он не был равнодушен к проблеме моего телесного здоровья.

— У защитников много дел, и ни один из них не будет возиться со мною больше, чем Симагин, — пояснил я.

— Это зависит от статуса защитника. Я ознакомился с большим объемом информации в этой области. Есть внешняя защита государства — армия. Есть внутренняя защита — полиция. Есть персональная защита — телохранители. Почему бы не призвать такого?

— Это платная услуга. Я не имею денег, чтобы нанять телохранителя.

Разговор меня забавлял — это с одной стороны; с другой — он являлся мерилом того, в какие глубины общества теплых сгустков удалось проникнуть Джинну и что он в этих безднах понял. Во всяком случае, великая формула нашей цивилизации «деньги-товар-деньги» была уже ему известна.

— Я могу снабдить тебя деньгами. Они поступят на твой счет в «Bank One»[42]

.

— Отрицательно помотав головой, я буркнул:

— Присвоение чужого есть грех. Защитникам это не понравится.

— Потерянное не есть чужое. Потерянное никому не принадлежит.

— Потерянное? Ты говоришь про ошибки округления?

— Ответ положительный.

Я рассмеялся. Голубая мечта каждого хакера — присосаться к округлению счетов! Дело в том, что банки оперируют с цифрами, а все вычисления, не исключая финансовых, ведутся с ограниченной точностью. Предположим, на депозите у вас четыреста двадцать долларов и сорок центов, и банк начисляет вам четыре процента годовых — это составит шестнадцать долларов восемьдесят один цент и шесть десятых цента. Сумма округляется до 16,82, то есть в пользу вкладчика, если последняя цифра больше пяти, а если пять и меньше — в пользу банка, до 16,81. В среднем округления в ту или иную сторону друг друга гасят, и это значит, что одним клиентам банк выдает чуть-чуть побольше, а другим — чуть-чуть поменьше. Теперь представьте, что некий электронный дух может отследить миллиарды операций во всех существующих банках и снять ошибку округления в свой карман… С миру по нитке — нищему рубашка! И какая! За сутки можно стать миллионером!