Деклан. То, что я увидела, так изумляет меня, что мое видение резко обрывается, и я вдруг явственно ощущаю кости под своими ладонями, прохладный ветерок, дующий в окно. И тоску по дому. В своих письмах Эйми ни разу не упомянула о том, что Деклан повадился ходить к ней в костницу. Может быть, ее беспокоят мои чувства? До дня доведывания мы с Декланом встречались, но после моего прибытия в Замок Слоновой Кости я о нем больше не думала, не вспоминала. Ни разу.
– Ты отвлеклась. – Голос Лэтама рывком возвращает меня к стоящей передо мной задаче. Он стучит по костяному аграфу на вороте своего плаща. – Не позволяй своему вниманию рассеиваться.
– Извини, – говорю я и, очистив разум от посторонних мыслей, снова сосредоточиваю свое внимание на Эйми. Но прежде, чем мне удается увидеть ее, меня затягивает в другое видение.
Большое помещение с длинными скамьями, стоящими вдоль стен. Земляной пол, покрытый слоем соломы. На расположенном посреди помещения ринге противостоят друг другу двое парней. Один из них высок, мускулист, у него коротко стриженные волосы, на лице написана свирепость. Его шея обвита меткой, похожей на зубья пилы.
Второй парень – Брэм.
Видение кренится и скользит, как будто мой разум движется по льду. Я начинаю отходить в сторону.
Парни кружат по рингу, а из-за канатов их наставники выкрикивают указания.
Брэм сует руку в висящий на его поясе бархатный кошель, полных мелких костей, достает одну из них и двумя пальцами, большим и указательным, слегка сгибает ее. Его противник морщится и хватается за локоть.
Лицо Брэма напряжено. Он внимательно следит за вторым парнем, ни на миг не сводя с него глаз, а его пальцы шарят в кошеле. Вот он находит ту кость, которую искал, и сжимает ее середину.
Его противник ощеряется, сует руку в кошель, висящий на поясе, и, достав из него кость, ломает ее пополам.
Брэм стонет и валится на пол. Его лицо побледнело, дыхание стало шумным, неровным. А левая нога согнута под неестественным углом.
– Это недопустимо! – кричит Наставник Брэма, врываясь на ринг. И поворачивается к своему коллеге: – Дариус, твой ученик пошел вразнос.
Наставник Дариус поворачивается к парню с меткой в виде зубьев пилы.
– Умерь свой пыл. Ты можешь причинить ему достаточную боль и без ломания костей.
Парень пожимает плечами.
– Но ведь ломать куда приятнее, – замечает он с таким выражением на лице, что мне хочется дать ему оплеуху. Мои пальцы судорожно вцепляются в кости, разложенные на столе.
– Сядь, – говорит Наставник Дариус. – На сегодня ты удален. – Затем поворачивается к Наставнику Брэма: – Ты слишком мягок. Не забывай, что мы учим их быть воинами, а не дипломатами.
– Да, и твой ученик должен уразуметь, что существует разница между воином и дикарем. Ему нужно научиться сдерживать себя.
Я с нарастающим негодованием наблюдаю за их перепалкой. Никто из них даже не пытается помочь Брэму. Его губы крепко сжаты, словно для того, чтобы сдержать крик, руки сжимают солому. Я пытаюсь подбежать к нему, но тут вспоминаю, что на самом деле меня там нет. И я не могу ни вызвать Врачевателя, ни приблизиться к Брэму и пообещать ему, что все будет хорошо.
Картина сужается, ее края темнеют, как будто я вошла в туннель. Последнее, что я вижу, – это исказившееся лицо Брэма и его закрывающиеся глаза.
Я хватаю ртом воздух и снова вижу вокруг себя кабинет Лэтама. Голые белые стены, обдувающий кожу ветерок.
– Похоже, на сей раз тебе сопутствовал успех, – произносит Лэтам.
Я киваю. Но я опустошена – это куда больше похоже на поражение, чем на победу.
– Ты видела что-то неприятное? Скажи мне, что это было.
– Да, – киваю я. – Я видела одного из учеников. Парня из Мидвуда. Она был покалечен во время урока.
Только когда лицо Лэтама вытягивается, до меня доходит – прежде оно говорило о том, что он полон надежд.
– Я сделала что-то не так? – спрашиваю я.
– Нет. – Он качает головой. – Конечно, нет. Просто я ожидал, что ты увидишь свою мать, только и всего.
Мой взгляд падает на его запястье и побледневшую красную метку.
– Ты напоминаешь мне ее, – замечает он, словно прочитав мои мысли.
– Мы похожи только внешне, – говорю я. – По характеру мы с ней всегда были очень различны.
– Полагаю, у тебя с твоей матушкой больше общего, чем думаешь ты.
Но он ошибается. Он недостаточно хорошо знает меня, чтобы судить о сходстве и различии между моей матерью и мной. Я могла бы рассказать ему об этом, если бы не чувствовала острую настоятельную потребность в том, чтобы выяснить, что случилось после того, как Брэм закрыл глаза.
Уроки закончились более часа назад, но в учебных коридорах все еще полно народу – стоящие группками ученики, хвастающиеся друг перед другом своими сегодняшними успехами, Наставники, обсуждающие неудачи своих подопечных, шелест десятков плащей.
Брэма тут нет.