Заклинатель костей

– Когда-то магия могла развиваться совершенно свободно, не зная никаких границ. И такой узкой специализации, как сейчас, не было и в помине. Но некоторые ученики имели способности ко многим видам магии и владели соответствующими навыками, в то время как другие могли заниматься только одним. И Верховный совет решил, что это создает неравенство возможностей и сил, и попытался выровнять их с помощью обряда сопряжения с магией. Теперь, если во время доведывания обнаруживается, что человек обладает магическим даром, ему предписывают ограничиться всего одной узкой областью магии. И, проходя через обряд сопряжения, он соглашается оставаться в этих рамках. Это похоже на подрезку сада, при которой с деревьев удаляют лишние ветки. Таким образом, его магические способности ограничиваются и он сосредоточивается на чем-то одном. И в конце концов его задатки в других областях магии сходят на нет. А тот магический дар, который пестуют и лелеют, напротив, становится сильнее.

– Но ведь у большинства людей вообще нет магических задатков, – говорю я. – Так что неравенство возможностей и сил существует и сейчас.

Матушка улыбается чуть заметной улыбкой, словно ее порадовал мой ответ.

– Да, ты права. В прежние времена считалось, что магия принадлежит всем. Конечно, не все владели ею, но все имели доступ к ней. Магию можно было уподобить женщине с красивым голосом – поет она, а ее пением наслаждаются все. Точно так же пекарь может печь вкусный хлеб, и все могут купить его и съесть. – Она вздыхает. – Теперь же кости покупают и продают. Магия стоит денег. И из-за этого страдаем мы все.

Я думаю о ссоре, которая произошла у нее с Одрой несколько недель назад. Ты когда-нибудь думала о тех детях, которые могли бы избежать участи оборышей, если бы ты не столь глупо распоряжалась своими деньгами? Я никогда не понимала, почему город считает нашу семью богатой, хотя это не так. Мы всегда жили в достатке, но, если не считать бесконечных гаданий, которые проводила для меня моя мать, мы никогда не позволяли себе мотовства. Теперь же я понимаю, что, возможно, мы все же имели достаточно денег, чтобы нас можно было назвать богачами, но мои родители никогда не тратили эти деньги попусту, не расточали их на предметы роскоши для себя самих.

По моему телу разливается тепло.

– Но как все это связано с моей меткой мастерства?

– Ты не проходила через обряд сопряжения с магией, – объясняет матушка, – а потому твоя магия не подверглась, так сказать, подрезке, то есть удалению некоторых ветвей. Вместо этого она растет, как растут растения в дикой природе, распространяя свои корни и протягивая ветки туда, куда хочется им самим.

– Выходит, я обладаю даром Ясновидения не Второго, а Первого Порядка?

– Думаю, у тебя может быть дар и к одному, и к другому, – отвечает она. – А также, возможно, и к Ясновидению Третьего Порядка.

От меня не ускользает парадоксальность такого положения дел – я обладаю куда большей магической силой, чем когда-либо предполагала сама, однако в глазах властей Кастелии я не обладаю ею вообще.

* * *

На следующее утро я просыпаюсь от громкого, настойчивого стука во входную дверь. Мало-помалу он вытягивает меня из туманной пелены сна. Я встаю, шлепаю босиком по коридору, но матушка опережает меня. Я слышу скрип дверных петель.

– Валерия, что стряслось? – слышится встревоженный голос матушки.

Я заглядываю за угол. На пороге стоит одна из тех членов городского совета, которые не обладают магическим даром. Ее губы сжаты, глаза полны горечи. Может быть, до нее дошла весть о краже костей Ракель? Бабушка, бывало, говаривала, что дурные вести движутся быстрее грозовых туч.

– Андерс, – говорит она, и в ее голосе звучит горе. Время замедляется, растягивается. Как же мне не хочется, чтобы Валерия продолжила свою речь. Хоть бы эта минута, отделяющая незнание от знания, длилась вечно. Но этого не происходит. – Он погиб.

Матушка хватается за край двери, и ее костяшки белеют.

– Когда? Как?

– Минувшей ночью он был убит, – отвечает Валерия. – У него было перерезано горло… – Она судорожно вздыхает. – Как и у Ракель.

У меня звенит в ушах. Андерс был Врачевателем – он облегчал страдания других. Если кто и заслуживал безболезненной смерти, то это он.

Валерия кладет ладонь на предплечье моей матери.

– Делла, теперь старейший член совета – это ты. И ты должна решить, что нам делать дальше.

Матушка издает горький смешок.

– Я должна решить, как помешать им поубивать нас одного за другим?

Валерия хмурит брови.

– Мы должны остановить эту череду убийств.

Матушка меняется в лице – так опускаются шторы.

– Собери остальных членов совета. – Ее голос звучит безжизненно, отрешенно. Меня продирает мороз. – Через час в ратуше Мидвуда.

* * *

Если бы матушка была дома, она пришла бы в ужас от того, что я сделала. Наш дом перевернут вверх дном, словно по нему прошлась разбойничья шайка. Дверцы шкафов распахнуты, ящики выдвинуты, мебель сдвинута со своих мест.