Заклинатель змей

— А-а, ты тоже? — зарычал он в бешенстве. — Ты… тоже. Н-ну, нет! Я не стану бороться с тобой как с равным. Потому что я человек, поэт и ученый. А ты — вещь, тряпка, ветошь. И служить не буду тебе. Выправлять, отряхивать да оглаживать. Что дороже — паршивый парчовый халат или душевное равновесие? — Халат был тяжелый, расшитый золотом, из прочной ведарийской ткани — той самой, о которой он мечтал в Самарканде. Омару не удалось разодрать его руками. Он, дико оглядевшись, схватил нож — и, скрипя зубами, располосовал дорогую одежду на клочья. Пнул обрывки, плюнул на них. — Вассалам! И с концом. — Провел ладонями по лицу, взял суму — и ушел, освобожденный, в нищету и безвестность.

Часть третья

Падающий Орел

О, если б каждый день иметь краюху хлеба,Над головою кров и скромный угол, где быНичьим владыкою, ничьим рабом не быть, —Тогда благословить за счастье можно б небо.

— Омар Хайям? А! Тот, который… разве он еще не умер? Говорили, будто…

Нет, жив Омар!

Пока человек одаренный жив, никогда не следует говорить, что он вот это сумел, а то — не сумел. Все равно как упрекать художника, едва приступившего к изображению, что он не написал рук, ног, чьих-то глаз. Погодите! Дайте ему развернуться. Нарисует, когда очередь дойдет до глаз.

Сколько царей Омар пережил: Тогрулбека, Алп-Арслана, Шамса аль-Мулька, Меликшаха, — где они теперь, те, что гремели на весь мир?

***

— Вот оно как! — Туркмен Ораз, которому во дворце поручили проследить, чтобы Омар не укрылся в городе и ушел восвояси, провожал опального звездочета до Кумских ворот. — Вот оно, значит, как. Если уж мир возьмется кого-нибудь травить, то он весь, от высоких властей до последних подонков, ретиво, даже со сладострастием, берется за это. И чего бы тебе — не… трах в прах жадную суку Зохре? Баба как баба.

— Дело не в самой Зохре, — вздохнул Омар. — Она хороша. Если вымыть. Дело в тех, кто за нею. А их я не могу "трах в прах". Противно. И много их, не управлюсь.

— Вот и шагай теперь без единого фельса до Нишапура!

— Дойду когда-нибудь. Буду в селениях читать коран, гадать по звездам. Я захватил с собой астролябию. Не пропаду.

***

Но власти делали вид, что Омара нет.

Раз уж ты не ходишь на молебен в общем стаде правоверных и, что хуже всего, имеешь собственное мнение о вещах, то сиди в сторонке с собственным мнением.

— Оно так. Но я, старый головорез Ораз, не могу допустить, чтобы такой большой человек брел по дороге, как нищий. — Он отвел Омара в сторонку, сунул в руки тяжелый мешочек.

— Что тут? — удивился Омар.

— Пятьсот золотых. Я давеча слышал твой разговор с Иззом аль-Мульком, был у дверей на страже. И это — визирь! Тут… старые наши вояки… скинулись, кто по динару, кто по два или три.

— Не возьму!

— Бери, бери.

— Когда я их верну? И сумею ли когда-нибудь?

— Чудак! Это мы возвращаем тебе свой долг.

— За что?

— За мешок зерна, — помнишь Фирузгондскую дорогу? Ну, и за работника, вашего, как его — Ахмеда, хотя он, паршивец, и трех фельсов не стоил. Уж ладно, пени много наросло, — если с пеней считать…

***

…Омар отложил перо. Заложив усталые руки за усталую спину, он вышел во двор. Весна. Абрикосы цветут. Хорошо ему здесь, одному, в отчем доме.

Почему человек, чтобы кем-то быть, должен непременно принадлежать к какой-нибудь вере, секте, клике? Если он — личность, он, оставаясь самим собою, может быть личностью.

Но нет, клика не даст ему спокойно жить! Воры сбиваются в шайки. Изуверы — в секты. И так далее. Потому что каждый из них, сам по себе, ничто, ни к чему не способен, он себя не может прокормить. А в шайке или секте, суетясь вместе со всеми и делая вид, что он тоже что-то делает, он может жить за счет других.

И тот, кто хочет быть самим собой и не хочет служить шайке, секте, клике, обречен на замалчивание. Ты желаешь жить в своем гордом одиночестве? Живи. Но, если тебе будет худо, мы, знай, ничем не поможем.

Омар и не нуждается в их помощи. Пятьсот динаров — крупные деньги, их может надолго хватить. Если беречь. Поневоле тут станешь скупым. Спасибо Оразу! Старый чудак даже всплакнул на прощание. Вот оно как бывает. Когда-то встретились врагами — теперь расстались друзьями.

И живет себе тихо Омар один в своем просторном доме, никого к себе не пуская и выходя лишь за покупками. И ни к кому не набиваясь: к мужчинам — в друзьясотрапезники, к женщинам — в мужья-любовники, к детям соседским — в наставники. Мир с вами! Дай вам бог…

Но вот до него дошел страшный слух из Исфахана: окрестное население, поощряемое священниками, уже ломает Звездный храм и растаскивает камень на свои нужды. Зачем им звезды? Обывателю-стяжателю собственный хлев, ограда, дровяной сарай дороже всех звезд, вместе взятых. Его Вселенная — не шире жилого двора с кухней и отхожим местом.