Закон Дарвина

– Врачиху? Начальницу? Вы ее что… – Я провожу ребром ладони по горлу, и собеседник кивает. – Да вы с ума сошли. Зачем?!

– А я Штирлиц, – осклабился он. – Забыл отмыть секретную советскую помаду с члена. Врачиха увидела и хотела бежать сдавать меня Борману. А я в нее из парабеллума! А потом охранника из «парабеллума»! А потом патроны кончились, но я схватил папку с интимными фотками Гитлера – и в окошко!

Он еще долго валял идиотию в таком стиле. Мне кажется, что он тоже волновался и боялся, ненамного меньше, чем его маленький товарищ, вымещая это в таком труне и стебе над самим собой. Лишь спустя десять минут он мимолетом все-таки обмолвился (если только обмолвился):

– Такова судьба разведчика и партизана… Главное – суметь добраться… – после чего замолчал по делу, снова вываливая на меня массивы ненужной и пустой информации.

И так мы сидели до утра. Изредка у него прорывались серьезные вещи, из которых я понял, что не просто так он в лагере был и не просто так оттуда сбежал. Однако я предпочел больше ни о чем его не расспрашивать. Лишь утром, когда мне надо было идти на работу, а мои гости снова пошли в сарай, я отсыпал им консервов и прочих припасов. Он посмотрел на меня теми же холодными, хотя и с появившейся теплинкой, глазами и пожал руку, присовокупив со смешком:

– Вы завербованы. О Дивный Новый Мир пора разрушать… Ярослав Найменов, я запомню твое имя.

Воронеж и Свято-Даниловский монастырь. Российская Конфедерация Независимых Народов

Своей волей гулял,

Своей волей все взял…

Былина IX века

Перевалочную базу на окраине Воронежа взорвали ранним утром, когда еще только-только начинало рассветать.

Нет, конечно, это слишком сильно сказано – «взорвали базу». Взорвана была не база, а ограждение и один из кунгов охраны. Что там произошло на самом деле – сложно определить. Генеральный комиссар ООН Паолизи спустил всех собак на военных. Его мало интересовали потери среди миротворцев, разрушенные здания и прочая ерунда. Куда важней было то, что с базы исчез ценнейший товар, оплата за который уже была произведена на личный счет Паолизи в одном из швейцарских банков. Как могли исчезнуть… м… в общем, как могла исчезнуть такая масса товара – Паолизи не понимал.

Больше всего на свете пронырливый и трусоватый, но очень хитрый итальянец, за время своей деятельности в экс-России сколотивший уже несколько десятков миллионов евро, не любил что-то не понимать… Но для того чтобы понять, ему пришлось бы перенестись в прошлое – в вечер перед той ночью, когда была взорвана база.

И даже если бы он мог это сделать и мог наблюдать то, что происходило, он бы не понял увиденного, как не понимает цветовой гаммы ахроматик…

* * *

На окраине Воронежа, недалеко от пересечения улицы Перхоровича и Проспекта Патриотов (не так давно спешно переименованного в Проспект Покаяния), человек разговаривал с Богом.

Было холодно (центральное отопление почти не работало), горела подвернутая для экономии керосиновая лампа, и в ее желтоватом свете внимательные глаза человека смотрели во внимательные глаза Бога на иконе.

Из своих двадцати восьми лет отец Георгий разговаривал с Богом двадцать три. С первого посещения церкви. Он никому и никогда не говорил об этом, но общение с Господом было для молодого священника, а ныне расстриги, безработного, спасавшегося от ареста только тем, что его считали полусумасшедшим, и он этот имидж тщательно поддерживал, – так вот, общение с Господом всегда было прямым. Он говорил – и Господь отзывался. Он спрашивал – и Господь отвечал.

Однажды, еще в семинарии, он рассказал об этом ректору. И получил совет – очень вежливый, очень сочувственный – посетить психолога. Семинарист поблагодарил наставника, а про себя усмехнулся: зачем психолог тому, кто говорит с Богом?

Сегодня Бог не отвечал. Может быть, он не хотел говорить с человеком, который расстрижен, но продолжает считать себя священником, а по ночам поджигает гей-клубы и тычет заточкой в подворотнях в тех, кого считает врагами веры?

– Может быть, я ошибаюсь, Господи? – негромко спросил отец Георгий и сплел на краю светового пятна на столе пальцы в прочный замок. – Встал Бог в сонме Богов, среди Богов произнес речь… Господи, ты жив?

Он сказал это – и не успел испугаться кощунственности своих слов, потому что услышал стук во входную дверь. Негромкий и отчетливый стук.

Это могли быть оккупанты, решившие наконец взять расстригу. Могли быть бандиты из диаспор, которые за последний месяц убили в Воронеже более трехсот человек только за то, что они открыто говорили о своем православии. Могли быть, наконец, просто гопники, голодные и злые. И еще это мог быть кто-то, пришедший за Словом Божьим.

Поэтому отец Георгий поступил как всегда – просто подошел и открыл дверь…

…Мальчишку, стоявшего на пороге, он не сразу узнал. А когда узнал, то охнул:

– Сеня?!