«Его косвенно убеждают, что не он подозреваемое лицо. Он опускается в свое кресло, тяжело вздыхает и просит, чтобы его оставили на некоторое время одного под предлогом, что этот предмет разговора его очень возбуждает. Когда посетительница возвращается в комнату, оказывается, что он пил вино в этот промежуток времени. Прежний разговор возобновляет посетительница, а не Декстер. Она прямо объявляет ему, что убеждена, что мистрис Юстас Маколан умерла от руки убийцы. Декстер опрокидывается в своем кресле, как человек, которому стало дурно. Под влиянием какого страха он находится? Это страх преступника. Иначе и нельзя понять его поведение. Затем он переходит из одной крайности в другую: он радуется и веселится, узнав, что посетительница обратила свои подозрения на другое лицо. И тогда, только тогда он объявляет, что разделяет подозрения своей гостьи. Вот факты. К какому заключению приводят они?»
Он окончил свои заметки и пристально посмотрел мне в лицо, ожидая, что я скажу.
— Я понимаю вас, мистер Плеймор, — произнесла я в волнении. — Вы полагаете, что мистер Декстер…
Он снова остановил меня.
— Скажите мне, — произнес он, — какими словами подтвердил он ваше мнение насчет мистрис Бьюли?
— Он сказал: «В этом нет ни малейшего сомнения, мистрис Бьюли отравила ее».
— Я не могу сделать ничего лучшего, как последовать хорошему примеру с маленьким изменением. Я также скажу: в этом нет ни малейшего сомнения, мистер Декстер отравил ее.
— Вы шутите, мистер Плеймор?
— Никогда в жизни не говорил я серьезнее. Ваше смелое посещение Декстера и безрассудная опрометчивость, с которой вы удостоили его своего доверия, дали удивительные результаты. Свет, которого не мог пролить закон на гленинчское дело, случайно брошен женщиной, которая не захотела прислушаться к доводам рассудка и действовала по-своему. Совершенно невероятно, а между тем справедливо!
— Невозможно! — воскликнула я.
— Что невозможно? — переспросил он холодно.
— Что Декстер отравил первую жену моего мужа.
— А почему это невозможно?
Я начинала сердиться на мистера Плеймора.
— Неужели вы можете спрашивать об этом? — вскричала я в негодовании. — Я уже рассказывала вам, с каким уважением и любовью говорил он об этой женщине. Он живет воспоминанием о ней. Я обязана его дружеским приемом какому-то сходству с ней, которое он нашел в моей фигуре и походке. Я видела слезы у него на глазах, я слышала, как голос изменял ему, когда он говорил о ней. Он может быть самым фальшивым человеком во всех других отношениях, но он верен ей, он в этом не обманул меня. Есть признаки, по которым женщина безошибочно узнает, правду ли говорит мужчина, клянясь в своей любви. Я видела эти признаки. Он отравил ее так же, как и я. Мне совестно оспаривать ваше мнение, мистер Плеймор, но я не могу согласиться с вами. Более того, ваше предположение сердит меня.
Его, казалось, забавляли, а не оскорбляли мои дерзкие слова.
— Дорогая мистрис Юстас, у вас нет причины сердиться на меня. В одном отношении я совершенно с вами согласен, только я иду чуть вперед.
— Я вас не понимаю.
— Вы сейчас поймете. Вы описываете чувство Декстера к первой мистрис Юстас, говорите, что он любил и уважал ее. А я могу сказать вам, что он был в нее страстно влюблен. Я имею эти сведения от самой мистрис Маколан, она удостаивала меня своего доверия и дружбы в последние годы ее жизни. Еще до ее замужества (она скрывала это от мужа, и вам, я полагаю, лучше последовать ее примеру) Мизеримус Декстер был влюблен в нее и даже, несмотря на свое уродство, делал ей предложение.
— И вследствие этого вы полагаете, что он отравил ее? — спросила я.
— Да, я не могу иначе объяснить всего происходившего во время вашего посещения. Вы напугали его до потери сознания. Что же могло напугать его?
Я всячески старалась подыскать ответ, заговорила, сама не зная, чем закончу.
— Мистер Декстер старый и преданный друг моего мужа, — начала я. — Когда он услышал, что я не хочу подчиняться Шотландскому вердикту, он мог встревожиться…