Закон и жена

— Вы бы оказали мне большую честь, послушавшись моего совета, — сказал он после минутной задумчивости. — Я настоятельно советую вам, мистрис Юстас, не исполнять этого обещания. Я даже пойду еще дальше. Я умоляю вас не видеться больше с Декстером.

Он говорит то же, что и моя свекровь, Бенджамин и майор Фиц-Дэвид. Они были все против меня, а я стояла на своем. Когда я оглядываюсь назад, то удивляюсь своей настойчивости. Мне почти стыдно признаться, что я не отвечала мистеру Плеймору. Он ждал молча, не спуская с меня глаз. Это пристальный взор раздражал меня. Я поднялась с места и остановилась перед ним, уставив глаза в пол.

Он тоже встал, поняв, что совещание наше окончено.

— Хорошо, хорошо! — сказал он с грустным добродушием. — Как видно, неблагоразумно было с моей стороны ожидать, чтобы молодая женщина, как вы, разделила мнение старого адвоката. Позвольте мне напомнить вам, что наш разговор был конфиденциальным и должен остаться между нами, по крайней мере на время. А теперь переменим предмет разговора. Не могу ли я вам чем-нибудь служить? Вы одна в Эдинбурге?

— Нет, я приехала со старым другом, который знает меня с детства.

— И вы останетесь здесь до завтра?

— Полагаю, что да.

— Сделайте одолжение, обдумайте хорошенько все, что я говорил вам, и, зайдите ко мне завтра.

— С большим удовольствием, мистер Плеймор, хотя бы только для того, чтобы поблагодарить вас за вашу доброту.

После этого мы расстались. Он вздохнул, этот веселый человек вздохнул, отворяя мне дверь. Странные существа женщины. Этот вздох подействовал на меня сильнее всяких аргументов. Мне сделалось совестно за свое упорство, когда я оставила его и вышла.

Глава XIII. ГЛЕНИНЧ

Я нашла Бенджамина в отеле, занятого газетой и старавшегося разгадать загадку, одну из тех, которыми издатель еженедельно угощает своих читателей. Мой старый друг очень любил разгадывать их. В другое время нелегко было бы отвлечь его внимание от этого занятия, но желание услышать о результате моего свидания с адвокатом одержало верх. Он отложил журнал, как только я вошла в комнату, и нетерпеливо спросил:

— Что нового, Валерия? Что нового?

Я пересказала ему все, умолчав, конечно, о подозрении мистера Плеймора.

— Ага! — радостно воскликнул Бенджамин. — Адвокат думает то же, что я. Вы послушаетесь мистера Плеймора, хотя не слушаетесь меня.

— Извините, друг мой, — ответила я, — но оказывается, что я не могу слушать ничьих советов. По дороге сюда я решительно хотела руководствоваться советами мистера Плеймора, иначе мы и не предприняли бы этого путешествия. Я всеми силами старалась быть благоразумной, послушной женщиной, но во мне есть что-то очень упорное. Боюсь, что придется возвратиться к Декстеру.

В эту минуту Бенджамин потерял всякое терпение.

— Горбатого могилка исправит, — сказал он, приводя старую пословицу. — Вы и в детстве были самым упрямым ребенком. О, моя милая, лучше бы мы не уезжали из Лондона!

— Нет, — ответила я, — теперь, когда мы приехали сюда, мы найдем нечто интересное, по крайней мере для меня, чего бы мы никогда не увидели, если б остались в Лондоне. Поместье моего мужа находится в нескольких милях отсюда, и я завтра поеду в Гленинч.

— Туда, где была отравлена бедная леди? — спросил Бенджамин в испуге. — Вы об этом поместье говорите?

— Да. Я желаю видеть комнату, в которой она умерла, и осмотреть весь дом.

Бенджамин грустно и с покорностью сложил руки.

— Как я ни стараюсь понять новое поколение, но решительно не могу, — сказал он. — Новое поколение ставит меня в тупик.

Я села написать Плеймору о своем намерении посетить Гленинч. Дом, в котором разыгралась ужасная трагедия, омрачившая жизнь моего мужа, казался мне самым интересным домом на всем земном шаре. Мысль о посещении Гленинча, если сказать по правде, сильно влияла на мою решимость отправиться в Эдинбург переговорить с адвокатом. Я переслала записку свою мистеру Плеймору с посыльным, который принес мне очень любезный ответ. Он уведомлял меня, что если я согласна подождать до вечера, то он отвезет нас в Гленинч в своем экипаже.

Упрямство Бенджамина, в некоторых случаях, по крайней мере, равнялось моему. Он как представитель старого поколения не хотел иметь никакого дела с Гленинчем, но он ни слова не говорил об этом до той самой минуты, пока экипаж Плеймора не остановился у подъезда. Тут он вспомнил о каком-то старом друге, жившем в Эдинбурге.

— Вы извините меня, Валерия. Мой друг, которого зовут Саундерс, обидится, если я не буду обедать у него сегодня.

Кроме драмы, связывавшей меня с этим домом, в нем не было ничего интересного для путешественника.