Закон притяжения

Вместо этого я возвращаюсь в свой желтогорошковый ад. Когда я прохожу мимо комнаты Брэндона, малой сидит на полу в пижаме с изображением маленьких бейсбольных мячей, перчаток и бит. Он играет в солдатики. Он выглядит невинным и беззаботным. Ему легко: он еще не знает, что такое настоящая жизнь. Настоящая жизнь — то еще дерьмо. Как только он замечает меня, его лицо озаряет широкая улыбка.

— Эй, Карлос, хочешь поиграть в солдатики?

— Не сегодня.

— Завтра? — спрашивает он, в его голосе слышатся нотки надежды.

— Не знаю.

— Что это значит?

— Это значит, что завтра у меня может быть другой ответ.

Мне приходит идея получше.

— Попроси сестру поиграть с тобой.

— Она только что со мной играла. Теперь твоя очередь.

Моя очередь? Да уж, этот парень серьезно заблуждается, если думает, что я вообще хочу с ним играть.

— Давай вот как поступим. Завтра после школы я сыграю с тобой в футбол. Если ты забьешь мне гол, я поиграю с тобой в солдатики.

Мальчуган кажется озадаченным.

— Ты ведь сказал, что не играешь в футбол.

— Я солгал.

— Ты не должен этого делать.

— Что ж, вот станешь подростком, сам будешь постоянно это делать.

Он качает головой.

— Я так не думаю.

Я усмехаюсь.

— Позвони мне, когда тебе будет шестнадцать. Даю гарантию, твое мнение изменится, — говорю я и направляюсь к себе. В коридоре я натыкаюсь на К и ару.

Ее хвост растрепался, и почти все волосы выбились наружу. Я никогда не встречал девчонки, которая меньше нее заботилась бы о своем внешнем виде.

— Куда это ты направляешься такая разодетая? — шучу я.

Она прочищает горло, словно не знает, что ответить.

— На пробежку, — говорит она.

— Зачем?

— Просто, для тренировки. Ты… можешь присоединиться.

— Нет, пожалуй. — Я всегда считал, что специально спортом занимаются только офисные клерки, и то только потому, что большую часть дня просиживают свои штаны в офисах.

Она идет дальше, но я окликаю ее:

— Киара!

Она оборачивается.

— Скажи Таку держаться от меня подальше. И насчет твоего расписания в душе…

Я сразу дам ей понять, как обстоят дела и кто здесь командует. Ее отец может сколько угодно диктовать мне свои правила, которым я не собираюсь следовать, но никто, особенно какая-то gringa, не будет указывать мне, когда принимать душ. Я скрещиваю на груди руки и говорю ей четко и ясно:

— Я не следую расписаниям.

— Что ж, а я д-да, так что п-привыкай, — говорит она и спускается вниз по лестнице.

Я возвращаюсь в свою комнату и остаюсь там до утра, когда меня будит голос профессора.

— Карлос, если ты еще не встал, пошевеливайся. Мы выходим через час.

Когда я слышу, как шаги за дверью стихают, я выбираюсь из кровати и иду в ванную. Я открываю дверь и застаю внутри Брэндона, чистящего зубы. Он перепачкал пеной от пасты весь наш умывальник и все свое лицо, и это выглядит так, словно у него бешенство.

— Поторопись, cachorro[46], мне нужно отлить.

— Я не знаю, что значит твое ча-ча-чо-ро.

Парень не силен в испанском, это точно.

— Хорошо, — говорю я. — Ты и не должен.

Я стою, прислонившись к дверному косяку, пока Брэндон заканчивает умываться. Дверь в комнату Киары открывается, она выходит полностью одетая. Хотя одеждой назвать то, что на ней, сложно. Волосы снова собраны в вечный хвост, на ней желтая футболка с надписью «ИСКАТЕЛЬ ПРИКЛЮЧЕНИЙ» на груди, мешковатые коричневые шорты и походные ботинки.

Один взгляд на меня, и ее глаза расширяются, а щеки заливаются краской. Она отворачивается.

— Ха-ха-ха! — смеется Брэндон, показывая на мои боксеры. Я сам смотрю вниз, чтобы убедиться, что мои собственные особенно дерзкие части тела никак себя не выдают. — Киара видела твои трусы! Киара видела твои трусы! — напевает он.

За пару секунд она исчезает внизу. Я смотрю на Брэндона, слегка прищуриваясь.

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты маленькое надоедливое дерьмишко?

Брэндон ахает и прикрывает рукой рот.

— Ты сказал плохое слово.

Я мысленно закатываю глаза. Мне и правда пора начать ругаться на испанском при этом малóм, так, чтобы он не понимал моих слов. Или мне просто нужно победить этого мальчугана в его же игре.

— Вот и нет. Я сказал, что ты маленькая надоедливая мартышка.

— Нет! Ты сказал дерьмишко.

Я ахаю и прикрываю рукой рот, показывая на него пальцем, словно двухлетний.

— Ты сказал плохое слово.

— Ты первый его сказал, — спорит он. — Я только повторил.

— Я сказал мартышка. Ты сказал что-то, что рифмуется с этим. Я все расскажу твоим родителям. — Я открываю рот так, словно вот-вот наябедничаю. Я не собираюсь этого делать, но маленький diablo[47]

об этом не знает.

— Нет! Пожалуйста, не говори никому.

— Хорошо. Я тебя не выдам. На этот раз. Теперь мы сообщники.

Он хмурит свои маленькие бровки.

— Я не знаю, что это значит.

— Это значит, что мы не выдаем друг друга взрослым.

— Но что, если ты сделаешь что-нибудь нехорошее?

— Тогда ты молчок.

— А если я сделаю что-нибудь нехорошее?

— Тогда я молчок.

Он на минутку задумывается.

— Значит, если ты увидишь, как я беру печенье из ящика?..

— Не скажу ни слова.

— А если мне не хочется чистить зубы?

Я пожимаю плечами: