Читаем Закон притяжения. Его студентка полностью

Закон притяжения. Его студентка

Его тяжелый внимательный взгляд тут же переместился к ее скромной персоне. А если быть точнее, к глубокому вырезу на топе. И Лена готова была поклясться, что чувствует его лютый гнев даже сквозь разделяющее их расстояние. Через весь чертов стадион. Разглядывая девушку (да так, что та полностью голой себя ощущала), мужчина склонил голову набок и задумчиво прищурился. Секунда. Вторая. Третья. И наконец…

— Две минуты легким шагом, — снисходительно скомандовал он, внезапно встрепенувшись, будто пытаясь избавиться от наваждения, — и заход на последний круг! Поторапливайтесь, ждем только вас!

— Спасибо! — благодарно кивнула ему Синицына.

Однако преподаватель оставил реплику Ирины без внимания. Зато Белову этим своим вниманием не обделил. Вновь пригвоздил ее к месту потемневшим, до жути пугающим взором и утробно прогромыхал:

— Лена, оденься!

«Чего? Я не ослышалась? Теперь он еще и командовать мной будет на глазах у всех? Ага! Конечно! Танечке своей приказы пусть раздает! А я — пас!»

— Мне не холодно! — огрызнулась она, настырно вскидывая подбородок.

— Я сказал: оденься! — Макаров почти рычал. Его тон, голос, поза, хищный оскал — все в нем демонстрировало крайнюю степень напряжения. Даже бешенства. Но Лена лишь мило улыбнулась в ответ, чем наверняка разозлила мужчину еще больше. Но ей было все равно. Демонстративно отвернувшись, на свой страх и риск она проигнорировала указание Виктора Эдуардовича. Вместо этого стремительно побежала дальше. Гнев придал ей сил.

У нее внезапно открылось второе дыхание. Чего нельзя было сказать о Синицыной. Махнув на нее рукой, подруга устало поплелась в сторону преподавателя, рядом с которым уже столпилась бОльшая часть группы.

Они о чем-то говорили. Долго. И Лена искренне сожалела, что не слышит, о чем именно. Любопытство прямо сжирало ее изнутри. Ведь Ирина активно жестикулировала, будто спорила с ним. Или что-то подробно объясняла.

«Ну и ладно! Мне все равно!»

Вскоре Белова все же завершила разминочный бег и присоединилась ко всем.

В ту же секунду Макаров (с совершенно безразличным выражением лица) жестом поманил ее к себе. Не ожидая подвоха, девушка подчинилась.

О чем пожалела сразу. Стоило ей оказаться в опасной близости от него, преподаватель по щелчку пальцев изменился в лице.

Его внешний вид сделался суровым, пугающим. Он тяжело дышал.

Крылья его носа раздувались от едва сдерживаемого гнева.

А желваки на лице ходуном ходили от того, как яростно он стискивал челюсти.

Не проронив ни звука, Виктор Эдуардович в одно касание сорвал толстовку с ее талии. Практически силой поочередно запихнул ее руки в рукава, одевая, точно маленького ребенка, и агрессивно «вжикнул» молнией, застегивая изделие под самое горло. Все произошло так стремительно, что Лена едва успела приподнять подбородок, дабы этот сумасшедший не защемил замком ее чувствительную кожу.

— Если я сказал одеться, — угрожающе прищурился Макаров, — значит, нужно взять и одеться! Ты меня поняла?

«Мамочки мои, что происходит? Что он творит! На нас же все смотрят!»

Белова оказалась до такой степени ошарашена его странным поведением, что на какое-то мгновение лишилась дара речи. Не в силах вымолвить ни словечка, она изумленно кивнула, пытаясь выровнять внезапно сбившееся дыхание.

«Я тебя предупреждал? — отчетливо читалось в его каре-зеленых глазах. — Предупреждал! Ты меня послушала? Черта с два! Что ж… сама виновата!»

А затем случилось страшное. То, к чему жизнь Лену вообще не готовила. Хищно оскалившись, мужчина с корнем вырвал язычок у «собачки» (с помощью которого и расстегивалась эта самая молния), превращая ее новенькую любимую толстовку в банальный свитер.

«Нет, нет, нет! Не может быть! Это же единственная вещь, доставшаяся мне от него! Я купила ее на его деньги! На те проклятые пять тысяч рублей!»

Вот тут-то Белова вышла из оцепенения и завопила не своим голосом, со всей дури ударяя преподавателя сперва по руке, а затем кулаком по плечу:

— Эй! Вы чего творите? Она же новая совсем! Как я теперь ее сниму?

— Через голову! — вторили ей не менее пылко и «дружелюбно». — И не раньше, чем закончится пара!