Законный брак

Шепот звучит глухо, слова скользят по коже, оставляя на ней невидимый след. Они клеймят меня, подтверждая мою принадлежность мужчине. Мужчине, способному вызвать в моей душе целую бурю эмоций и чувств, мужчине, который не желает, чтобы его узнавали и делает все, чтобы узнали.

И я знаю его имя, помню, но не могу произнести вслух. Внутри все переплетается так причудливо – мысли, эмоции, чувства, – что за этой мешаниной я не в силах отделить главное от второстепенного, ложь от правды, желаемое от действительного.

Иллюзия, сон, видение… Но какое же реальное!

Глава 5

Утро принесло раннее пробуждение и головную боль. Сон, в котором я летала в облаках и чувствовала себя желанной и любимой, оставил горькое послевкусие, заставив полнее ощутить свое одиночество и уныние моей нынешней жизни. А еще он оставил вопросы, главный из которых – кто тот мужчина, которого я так хорошо знаю за гранью реальности и которого совершенно не помню после? Ни его лица, ни внешности, ни голоса – ничего.

Я потерла ноющие виски. Вот тебе и расплата за ночное наслаждение, не хватало еще ходить и думать, с чего мне такие сны снятся.

Вздохнув, постаралась выкинуть неотвязное видение из головы и настроиться на предстоящий день.

Двойняшки Бернс, как и предсказывала Ильда, пришли в несусветную рань, а после занятий с ними я отправилась к пастору Роунсу.

Встретила меня экономка преподобного, крупная и громогласная Марта Эванс. В противовес своей домоправительнице Роунс был невысоким и худощавым, бледное лицо выдавало в нем аскета, а голубые глаза близоруко щурились, отчего пастор казался немного беспомощным, но это была всего лишь видимость. Преподобный был на редкость умным и деятельным человеком. Он служил в Уэстене уже добрых три десятка лет, и за это время сумел организовать при церкви школу для бедных и приют для бездомных, а по воскресным дням, после богослужений, в приходском доме устраивались обеды для неимущих и раздача одежды для самых обездоленных. Пастор Роунс хорошо знал свою паству и не гнушался заходить в самые бедные дома Нижнего Уэстена.

– Вдова Дерт, неужели это вы? – удивился он, когда Марта проводила меня в его кабинет. – Давненько я вас не видел, считай, с самых похорон вашего супруга.

Пастор оторвался от вороха бумаг. В голосе его прозвучало едва заметное неодобрение.

– Светлое утро, преподобный Роунс, – улыбнулась я, делая вид, что не заметила укора. – А мне вот кажется, что с нашей последней встречи прошло совсем немного времени. Вы совершенно не изменились, все такой же бодрый и деятельный.

– Вы почти не бываете в церкви, Кэролайн, – не поддался на мой легкий тон Роунс.

Взгляд преподобного был серьезным и вдумчивым. Он проникал прямо в душу, с легкостью читая там истинную причину моего нежелания ходить на собрания. И мне стало стыдно. Когда были живы родители, я не пропускала ни одной воскресной службы, а сейчас…

– Увы, у меня нет такой возможности, преподобный, – покаянно ответила я. – К сожалению, мне приходится самой зарабатывать на жизнь, а это отнимает много времени и сил.

– Прискорбно, что вам выпало столько испытаний, Кэролайн,– вздохнул пастор, и глаза его подобрели, я заметила в них сочувствие. – Но Господь не дает нам креста не по силам.

Он бросил короткий взгляд на распятие.

– Так что привело вас ко мне?

Роунс отодвинул бумаги в сторону и указал мне на кресло, а сам положил руки на стол, ладонями вниз, и приготовился слушать.

Я смотрела на худые длинные пальцы, на потертые рукава черного сюртука и невольно пыталась вспомнить, сколько лет знаю пастора Роунса. Учитывая, что он меня крестил, знакомы мы уже очень давно. И за все это время преподобный почти совсем не изменился.

– Кэролайн? – поторопил меня Роунс.

– Моя матушка не отдавала вам на хранение нашу семейную библию? – очнувшись от своих мыслей, выпалила я.

И тоже покосилась на стоящее на столе распятие.

Пастор не торопился с ответом. Он задумчиво посмотрел на меня, словно решая что-то в уме, а потом медленно поднялся и, прихрамывая, направился к шкафу. Так же молча открыл один из ящиков, покопался там, и вытащил какой-то завернутый в шелковую ткань сверток.

– Вот, – положив его передо мной, сказал преподобный.

Я осторожно потянула ткань и увидела старинный кожаный переплет с полностью стершейся надписью. От нее остались лишь небольшие углубления в тех местах, где должны были быть буквы.

– А почему мама отдала ее? – спросила, разглядывая титульный лист, полностью заполненный именами моих предков.

– Госпожа Эдит сказала, что у нее было видение, – ответил пастор, но я заметила, что ему не очень хочется говорить на эту тему.

– Видение?

Я удивленно посмотрела на Роунса. Матушка была на редкость здравомыслящей женщиной, она никогда не верила снам и прочим проявлениям мистики, и вдруг – видение! Как-то это на нее не похоже.

– Насколько я помню, мама не особо жаловала всякие потусторонние явления, – с сомнением протянула я.

– Да, госпожа Эдит не любила мистику, – кивнул Роунс. – Но этот случай…

Он не договорил.

– Матушка не объяснила, что она увидела?