Законы прикладной эвтаназии

Старый Хью жил недалеко от того утёса, наКотором маяк – как звёздочка на плече.И лицо его было словно ветрами тёсано.И морщины на нём – как трещины в кирпиче.«Позовите Хью! – говорил народ. – Пусть сыграет соло наГармошке губной и песен споёт своих».Когда Хью играл – то во рту становилось солоно,Будто океан накрыл тебя – и притих.На галлон было в Хью пирата, полпинты еще – индейца,Он был мудр и нетороплив, словно крокодил.

Хью совсем не боялся смерти, а все твердили: «И не надейся.От неё даже самый смелый не уходил».У старого Хью был пёс, его звали Джим.Его знал каждый дворник; кормила каждая продавщица.Хью говорил ему: «Если смерть к нам и постучится —Мы через окно от нее сбежим».И однажды Хью сидел на крыльце, спокоен и деловит,Набивал себе трубку (индейцы такое любят).И пришла к нему женщина в капюшоне, вздохнула:«Хьюберт.У тебя ужасно усталый вид.У меня есть Босс, Он меня и прислал сюда.

Он и Сын Его, славный малый, весь как с обложки.Может, ты поиграешь им на губной гармошке?Они очень радуются всегда».Хью всё понял, молчал да трубку курил свою.Щурился, улыбался неудержимо.«Только вот мне не с кем оставить Джима.К вам с собакой пустят?»– Конечно, Хью.Дни идут, словно лисы, тайной своей тропой.В своём сказочном направленьи непостижимом.Хью играет на облаке, свесив ноги, в обнимку с Джимом.Если вдруг услышишь в ночи – подпой.

И Майе хочется подпеть. Она молчит и смотрит в окно, где ночь и звёзды, где не видно луны, где в далёкой квартире Дима лежит на диване, так же, как и она, и читает по памяти стихи.

«Кто это написал?»

«Вера Полозкова».

«Современная поэтесса?»

«Да. Молодая совсем. Очень популярный блогер».

Ах да, это время зарождения блогосферы, первые блогеры уже начинают конкурировать с журналистами.

Майе хорошо и светло. Свет – и от Димы, и от стихотворения неизвестной ей Веры, и даже от звёзд.

Но свет, как всегда, резко сменяется тьмой, из которой на неё смотрят два лика зла. Первый – через тонкие круглые очки. Второй… Второй всё ещё не может стать окончательным злом. Он потратил столько сил на переправку Майи в Москву, на обустройство, на постройку анабиозиса. А теперь стал демоном – в одну секунду, практически без перехода. Так нельзя.

«Дим», – говорит она.

«Да?»

«Не звони мне больше никогда, пожалуйста. Я очень скоро уезжаю, и ты не сможешь последовать за мной».

Такие вещи не говорят по телефону.

Такие вещи вообще не говорят.

«Я поеду за тобой хоть на край света».

«Я уезжаю, Дима. Правда. Я не хочу разбивать тебе сердце. Ты очень хороший, но наша встреча была не ко времени. И в кино мы ходили зря».

«Но…» – тут даже он не знает, что сказать.

«Дима, поведи себя по-мужски. Прямо сейчас. Скажи: хорошо, Майя, я положу трубку и больше ты меня не услышишь никогда».

Молчание. Майя ждёт.

«Хорошо, Майя, – говорит он. – Я положу трубку и больше тебе не позвоню».

Она облегчённо вздыхает.

«Но я тебя люблю», – добавляет он и кладёт трубку, окончательно втаптывая Майю в отчаяние.

8

Алексей Николаевич Морозов сидит в предвариловке один. Ещё полчаса назад у него был сокамерник, но того куда-то увели, и теперь Морозову никто не мешает предаваться мыслям.

У него несколько жизней, и их довольно сложно объединить в одну. Даже невозможно. Первая жизнь – обычная. Он – врач, у него есть сын, у того есть жена и дочь. И всё, счастье для всех даром, и пусть никто не уйдёт обиженным. Вторая жизнь – это общество хранителей времени, которое теперь обрело новую грань – Майю и строительство анабиозиса. Третья жизнь – вот она, вокруг него. Они сплелись, три его жизни, и ничего хорошего из этого не вышло, только зло, боль, одиночество.