Закованный Прометей. Мученическая жизнь и смерть Тараса Шевченко

На другое утро, взяв с собой ружье, как хорошую приманку, Макшеев начал обход. Поспелов с Истоминым сразу взяли по три билета, из матросов позарились на ружье только двое, а вот уральцы почти все залюбовались прекрасным оружием, и билеты пошли нарасхват.

— Эти камыши — настоящий рай для охотников, — говорили они, выплачивая деньги. — Диких уток здесь, гусей, лебедей — видимо-невидимо. А зверей!.. Только успевай набивать и стрелять!

Билетов сделали восемьдесят. По пять рублей каждый. Пообедав, Макшеев приказал оседлать Зорьку и помчался в Раим соблазнить еще и раимцев таким прекрасным выигрышем. Здесь ружье тоже имело успех, а рассказ об охоте на тигра оказал на новичков такое впечатление, что Макшеев вернулся вечером в Кос-Арал, не продав только двух последних билетов.

Тарас тоже зря времени не тратил. Утром Жайсак принес ему двадцать чернобурок, и Шевченко пошел с ними в Раим и прежде всего обошел всех женатых. Жена нового коменданта Дамиса взяла у него две шкурки на воротник манто и на муфту за двадцать пять рублей. У Цыбисовых тоже взяли две. Соблазнилась и Дубовская, и старые девы с лорнетами. Даже маркитант-армянин взял одну большую лису для своей необъятно толстой Аннуш Аршаковны…

Осталось у Тараса двенадцать шкурок, которые он начал понемногу сбывать пылким поклонникам смугленькой Людочки Цыбисовой. Действовал он тонко и дипломатично. Узнав, что через неделю будет день рождения Людочки и ей исполнится двадцать лет, он как будто бы случайно встречал каждого из них и, оставшись с ним один на один, начинал, пряча в глазах лукавые искорки, примерно такой разговор:

— Живем мы с вами, мой дорогой юноша, в такому медвежьем углу, где нельзя приобрести ни одного пристойного подарка для молоденькой симпатичной девушки. Вот на днях исполнится Людочке двадцать лет, а здесь не найдешь ни тонких духов, ни дорогих конфет, ни живых цветов… Случайно попала ко мне чудесная вещь: знакомый киргиз должен немедленно уплатить ясак, а денег нет. Вот он и принес мне такую чудную шкурку. Отдает он ее за бесценок. Роскошный мех! Купите: это же для вас просто находка.

И вытягивал очередную чернобурку. Рыбка безотказно клевала.

— Только об этом никому ни слова, — предупреждал влюбленного Шевченко, — потому что другие могут воспользоваться этой идеей, и пропадет весь эффект.

Так за три дня разошлись все шкурки, и даже в последнюю минуту взял одну из них Макшеев — в подарок жене.

В день рождения Людочки каждый из ее верных рыцарей подарил ей по черно-бурой лисице. Много было по этому поводу смеха и шуток, но ни один поклонник, ни сама Людмила, ни ее родители не имели ничего против такого приплыва роскошного меха. Наоборот: старики сразу поняли, что в большом городе этот мех станет настоящим сокровищем и искренне благодарили Тараса за его выдумку.

В ближайшее воскресенье разыграли и ружье. Выиграл его один из матросов и сразу продал за полста рублей заядлому охотнику Поспелову, а в понедельник, как и договаривались, появился в Кос-Арале Жайсак.

Удивительное оцепенение охватило его, когда он увидел на столе кучу ассигнаций, серебряных, золотых и медных монет. Молча смотрел он то на Макшеева, то на Тараса и не мог вымолвить ни одного звука, ни слова.

— Сколько он с тебя требует ясака? — спрашивал Тарас, наслаждаясь оказанным на юношу впечатлением.

— Полтора рубля, — неживым голосом выдавил из себя наконец Жайсак. — Да еще за прошлый год отец уплатил только половину.

— За мертвых не платят, — заметил Макшеев.

Жайсак покачал головой:

— Ясачный начальник очень требует. «Бить буду», — говорит. Три дня думать дал.

— Да черт с ним, проходимцем! Отдай и за отца. Это будет два с четвертью рубля. Да еще пени с полтины набежит. Считай три рубля.

— Все эти деньги твои, — проговорил Макшеев. — Сейчас мы с тобой их пересчитаем, и неси их домой. Есть у тебя, где их хорошо спрятать?

— Спрятать негде.

— Тогда пусть лучше они остаются здесь. Возьми три рубля на ясак и еще немного.

Только сейчас почувствовал Жайсак сердцем, что и к нему пришло счастье. Не надо больше ни мерзнуть, ни голодать, и будет рядом с ним мечта его души, его прекрасная девушка.

— Ой, майир Макши! Ой, Тарас-ага! Вы два как великие колдуны, — с волнением говорил Жайсак.

Что-то душило его, слезы стояли в очах, а сердце трепетало, как жаворонок над своим гнездом.

— Вы два сделали мне такое, как сам аллах!..

Он стиснул пальцы в кулаки и крепко прижал их к сердцу, как будто боялся, что сердце выскочит из груди. Слов больше не было. Он только молча смотрел на своих друзей. А Макшеев и Тарас, чтобы спрятать и успокоить свое волнение, начали считать его деньги.

По совету своих друзей, Жайсак забрал только три рубля для ясака и еще полсотни для покупки баранов, а шестьсот рублей они спрятали под полом землянки.

Как на крыльях, помчался Жайсак в аул, чтобы и старенькая мать, и, конечно, Кульжан порадовались вместе с ним…

В последний вечер перед отъездом Макшеев долго разговаривал с Тарасом. Вернер рано лег спать и сразу крепко уснул. Да и они уже собирались ложиться, когда Макшеев вдруг встрепенулся: