Вот коробка со снотворным. Сколько принять? Таблетки «Седормит» – легкое средство, но она возьмет только три, не больше четырех, а то ее непременно вырвет. Анна растворяет таблетки в стакане воды, долго и аккуратно размешивает их, пока они не растворяются до конца, и выпивает. До чего горько. Она не хочет, чтобы во рту оставалась горечь, вот начатая бутылка красного вина. Пригубив рюмку, она ставит ее на столик, но затем, улыбаясь, отпивает еще глоток. Сегодня это можно позволить себе. Аккуратно сполоснув рюмку, стакан, из которого она пила снотворное, и ложечку, она все расставляет по местам.
Анна переходит в комнату. Машинка опять задурила. Теперь об этом придется думать Гансу. Серо-голубое письмо «ПН» лежит на полу, она поднимает его, складывает, всовывает в книгу, так что оно хорошо видно, но упасть уже не может. Книга раскрыта. Ей уже прежде хотелось захлопнуть книгу, беспорядок ее раздражает. Она поднимает руку, чтобы закрыть книгу, но нет, может быть, Зепп намеренно оставил ее раскрытой.
Анна включает радио. И не сразу находит приличную музыку. Но вот объявляют «Маленькую серенаду» Моцарта, и она счастлива. Настраивает аппарат на большую силу звука; ведь дверь придется запереть, а она хочет, чтобы ей была слышна музыка.
Анна возвращается в ванную. Пора закрыть кран. Вот ее изображение в зеркале. Пародия. Пародия на самое себя? Да нет же, не так уж она плоха. Между прочим, она где-то прочитала, что отравившиеся газом выглядят свежими, цветущими. Чудесно было бы, если бы она сохранилась в памяти Ганса красивой. Он добродушен, уж он не будет смотреть на нее злыми глазами.
Анна открывает газовый кран, входит в ванну, ложится в воду. Очень горячо, ей даже немного страшно, затем тепло становится ей приятным, она подтягивает колени, как грудной младенец, и расслабляет мускулы.
Хорошо так – лежать, сжавшись в комочек. И мысли не мучают: вот это следовало сделать сегодня, а это ждет тебя завтра, за одно надо взяться, от другого отступиться. Все уже позади, и вода приятно тепла. Что может быть лучше, чем эта блаженная усталость – и впереди никаких обязательств.
Все время казалось, что она сильна, не сломлена. Все ее за это хвалили, но они ошибались; эти два года стерли ее в порошок. Достаточно было одного сильного удара, и все развеялось в прах.
Как противен этот сладковатый запах, как трудно заставить себя держать во рту шланг. Лучше всего придерживать его зубами. Тридцать восемь лет – это много и немного, как посмотреть. Что скажет Зепп? Жаль его, но ничего не поделаешь. Она любила его, как только можно любить человека. Да и он «хорошо относился» к ней. Она не виновата, и он не виноват. Виноваты обстоятельства. «Но обстоятельства – они не таковы».
Жалко ей себя. Сентиментальность? Ну, так она позволит себе быть сентиментальной.
Из соседнего номера стучат в стенку, да и снизу застучали… Вероятно, радио слишком гремит. А ведь «Маленькая серенада» – совсем негромкая музыка; чудесная это вещь, и сюда, через запертую дверь, доносятся негромкие звуки музыки.
Но это уже не «Маленькая серенада», это песня Зеппа на слова Вальтера. Она ясно слышит ее. «Ползал бы Вальтер на брюхе, как бы он был вам мил, в почете и славе бы жил. Но Вальтер все поет, и песнь его вольна». Каждое слово, каждый звук песни звенит у нее в ушах – так, как он ее сыграл и спел. Она улыбается. Это хороший, наилучший Зепп Траутвейн. Это последнее, что он сыграл ей. Когда-нибудь должен же быть последний раз. Она слишком скупо его похвалила. Художник нуждается в одобрении. Знай он, что каждый звук остался у нее в ушах и в сердце, это обрадовало бы его. В сущности, следовало бы еще написать ему, что у него вышла очень хорошая песня и что у нее в памяти с первого же раза запечатлелся каждый звук. Но ей очень трудно выйти из ванны. Она улыбается, улыбается все шире.
Снизу все еще стучат. Но ей уж нет до этого дела. Пусть жалуются завтра Мерсье.
Грешно ли то, что она делает? Если ее будут судить, ее оправдают. Она спасена. Для последней берлинской постановки «Фауста» музыку написал Зепп. Замечательно у него это вышло: «Спасена». Ликующе, но совсем не по-церковному, ни намека на пафос, сентиментальность. «Спасена».
Пусть себе стучат хоть до второго пришествия.
И соседи стучали долго – снизу, сверху, со всех сторон, «Маленькая серенада» давно была кончена, а радио все еще гремело. Последние известия, прогнозы погоды, доклад на политическую тему, арии из итальянских опер, танцевальная музыка – все с одинаковой силой звука. Когда Зепп пришел домой, радио еще не умолкло.
2
Анна поставила точку
Зепп, прочитав письмо Гингольда и уйдя из гостиницы «Аранхуэс», долго бродил по знойному городу Парижу. Сначала он пошел по левому берегу Сены, глядя в землю, ставя ноги носками внутрь, уйдя в свои мысли и временами сам с собой разговаривая; затем повернул обратно, машинально перешел мост, пробежал большое расстояние по набережной, снова вернулся, снова перешел мост; попал даже на остров.