после того разговора Нина Петровна долго лежала на кровати не двигаясь. она слышала, как девочки бегают туда-сюда, гремят посудой, болтают шепотом. Марина говорит: в школе мне сказали, что наш батька любит какую-то Светлану. так Ване сказала мама, которая Оксана. а ей ее подруга, которая Валентина Андреевна, которая у нас в школе преподает математику. старшая сестра шикает: тише, мать спит. вздор какой. а чего тогда папа не приходит? да он просто… не знаю… работает? и, озадаченные, они укладывались спать, прижимаясь друг к другу спинами, и были друг у друга, а оттого без отца было не так страшно и не так одиноко подле неразговорчивой мамы.
она лежала под одеялом в новом платье. под кровать поставила ведро и туда писала, а потом задвигала. ничего не ела и почти не открывала глаза. пролежав так три дня, она наконец встала, вынесла ведро на двор и кинула в компостную кучу. в своем новом платье, которое уже успело стать старым — таким старым, что самые дряхлые из вещей были новее, — она подошла к колодцу, набрала ледяной воды и облила себя с головой. потом переоделась, умылась и поела, а затем отправилась в детский садик забирать Марину. обычно Марина ходила оттуда сама или ее встречала после школы Люба. Нина зашла в сад, прошла по коридору до кабинета заведующей и постучала.
— входите! — раздалось.
набрав в легкие воздуха, Нина закашлялась. голос ее хрипел и подрагивал.
— здравствуйте, Марья Ивановна. я думаю, Маринка моя уже достаточно самостоятельная стала, так что я хочу к вам на работу устроиться. воспитательницей. ведь есть у вас место?
Марья Ивановна приняла Нину на работу.
6
Со мной идет моя душа, форма форм.
стягиваю трусы. на прокладке красное пятно Роршаха. отгадай, что я увижу в нем: бабочку, фаллос или лицо своей матери. во вторую очередь отгадай, будет ли это иметь значение.
это игра на поражение. они (помни, что они — это всегда и ты) отыщут в тебе уязвимость и будут судить по ней. так судят по статье о дискредитации. так судят по рисунку на трусах (по его наличию). так судят по формообразам от матерных слов, которые ты используешь в диалоге с незнакомцами. одна моя подруга сказала, что со мной не о чем поговорить, потому что я слишком сомневаюсь в истинности собственных суждений и их праве на существование. это ввергло меня в сомнения, и мне стало смешно.
я вышла из ванной комнаты, спрятав в карман пачку прокладок, и отправилась на кухню, чтобы поставить чайник. там сидел за высокой барной стойкой у окошка морячок-головастик. он был без своего товарища и пил что-то из хостелной кружки с карикатурно изображенными военными и надписью «быть подполковником хорошо, а под генералом — лучше!», электрический чайник касался его плеча носиком.
он навалился на меня в коридоре, когда ночью я шла в ванную, будто бы случайно. он схватил меня за талию на мгновение. я убедила себя, что он тогда споткнулся, и подошла к чайнику, чтобы снять его с подставки.
меня Даня зовут а тебя? — резко обернулся он.
маша меня зовут, — ответила я холодно, разворачиваясь к раковине.
ты вот маша откуда приехала из Москвы а я вот из Воронежа ну я родился там и вырос круто а ты в Москве родилась?
нет, здесь.
диалог через спину, я потею и молюсь, набирая воду, прошу чайник наполниться и вскипеть быстрее. Даня присвистнул. он был затянут в черный полиэстеровый костюм; тугая шея, бледное лицо и бритая макушка. такой костюм, когда мужчина надевает его, становится экзоскелетом, превращая человека в безотчетное земноводное, заныривающее в пруд, чтобы поддеть туловищем мокрый песок и спрятаться в нем. он говорил медленно, растягивая гласные. когда я снова подошла к чайнику, он задел меня локтем. ты одна тут отдыхаешь, а? я быстро нажала кнопку и отскочила. он встал со стула и пошел за мной. что это у тебя торчит из кармана? опа. он вытащил розовую пачку прокладок «Либресс» за уголок и потряс ею.