Залив Терпения

меня увлекает типизация их пути. ряд объектов: телега, запряженная лошадью, — гужевой транспорт, паром — водный транспорт, а дальше — ноги — способ самопереноса. тележка, кораблик, лошадка — словно это игра в фигурки, которые нужно расставить на определенные зоны географической карты. вот кукла с косой до пояса сидит в телеге, замотавшись в какое-то тряпье. вот кукла с длинной бородой, растрепавшейся в долгой дороге, стоит рядом с телегой. две куколки поменьше — в платьицах, сидят на мешках у ног матери. мне так хочется узнать, что было в голове у Ксении или членов ее семьи, когда, высадившись с немногочисленными кулями на берег острова, они пешком отправились к ближайшему поселению, в котором, по слухам, была работа — в Оху. там тогда уже зарождалась, в стройную скважину вытягивалась нефтедобывающая промышленность, и сварщик Дмитрий надеялся пригодиться. вот бы их сопроводить и узнать, зависнуть хотя бы призраком над их дорогой. увы, мне придется смотреть или в зеркало, или в землю.

насколько мне известно, семью Пушкаревых не заставляли покинуть Петропавловку после раскулачивания. может быть, считали, что услать еще дальше невозможно, хотя в это верится с трудом. Дмитрий сам выбрал отправиться на остров, а Ксения его поддержала, считая, что, чем дальше они уйдут, тем сложнее впредь будет их достать. она еще не знала, какое десятилетие вползает в мир по их пятам. страшно смотреть на них из этого настоящего и понимать, что в не столь далеком будущем кто-то смотрит из настоящего на нас.

преимущественно они шли пешком, иногда удавалось нанять телегу, но только между не очень отдаленными друг от друга населенными пунктами. их путь делало легче то, что семья была не единственной, уходящей в светлое будущее с материка. еще в Николаевске, откуда отправлялся паром, они нашли попутчиков и собрали своеобразный отряд. один из мужчин нес с собой мешки с клубнями картошки, благодаря которой почти все путешественники смогли пережить зиму и приобщить местных к ее выращиванию.

в Охе в начале тридцатых еще не построили бараков для работников буровых, да и самих работников было немного, но зато можно было чувствовать себя свободнее на этой холодной и еще чуждой плодородию земле. Ксения даже про себя мечтала о новой корове, но в первый год не смела никому в том признаться — их нищета и потерянность не позволяли заботиться о ком-то, кроме себя самих.