Замерзшие поля

Они сидели сзади на санях, накрытые бурой полостью из буйволовой кожи. Два больших серых коня выдували пар из широких ноздрей. Белый деревенский пейзаж безмолвно проносился мимо, замерзшие деревья розовели в лучах заката. Дядя Грег держал поводья, а сидевший рядом дядя Виллис повернулся и разговаривал с матерью Дональда.

— У меня ноги болят, — сказал Дональд.

— О, боже всемогущий, мальчик! — вскричал дядя Виллис. — Что ж ты не поставил их на кирпичи? Там внизу пять горячих кирпичей. Они же специально для этого лежат. — Он наклонился и приподнял тяжелую полость. Кирпичи были завернуты в газету.

— У меня тоже ноги как ледышки, — сказала мать Дональда. — Давай-ка, снимай ботинки и поставь ножки сюда. — Она подвинула два кирпича к Дональду.

— Он просто хочет привлечь к себе внимание, — сказал отец Дональда. Но не запретил ему взять кирпичи.

— Так лучше? — спросил дядя Виллис чуть погодя.

— Очень приятно. А сколько миль до фермы?

— Семь миль до Угла, а оттуда еще полторы.

— О, я знаю, что от Угла полторы мили, — сказал Дональд. Он много раз ходил здесь летом и знал все имена фермеров по дороге. — Сначала Элдеры, потом Лендоны, потом Мэдисоны…

Отец сильно ткнул его локтем в бок:

— Можешь помолчать хоть минуту?

Дядя Виллис сделал вид, что не слышит.

— Ну-ну. Хорошая у тебя память. Тебе уже сколько?

Горло Дональда перехватило: знакомое чувство, совсем не означавшее, что он заплачет — всего лишь, что ему хочется плакать. Он прокашлялся и глухо произнес:

— Шесть. — Затем снова кашлянул и добавил, пристыженный и напуганный: вдруг дядя Виллис заметил, что с ним что-то не так: — Но будет семь сразу после Нового года.

Все молчали; слышен был только приглушенный конский топот и мягкий шелест полозьев, скользящих по насту. Небо теперь стало темнее снежных полян, а в миллионах голых веток на склонах дальних холмов появилось что-то жуткое. Дональд радовался, что сидит в середине. Он слышал, что в округе нет волков, хотя как знать? Когда-то волки здесь водились, и медведи тоже, но много лет их никто не видел, и все решили, что их больше нет. Но доказательств не было.

Они добрались до Угла, тут дорога на ферму с большака сворачивала. Семь ржавых почтовых ящиков криво торчали рядом, по одному на каждый дом по пути.

— ДПО Первого Класса, — усмехнувшись, заметил дядя Виллис. Это была их привычная шутка с тех пор, как они купили ферму, потому что они были городские и считали настоящих фермеров очень смешными.

Теперь Дональд чувствовал себя на знакомой почве и решился сказать:

— Деревенское Почтовое Обслуживание. — Он тщательно выговаривал слова, потому что первое не всегда ему давалось. Но он все произнес верно, и дядя Грег, не поворачиваясь, завопил:

— Правильно! Ты уже ходишь в школу?

— Да. — Продолжать ему не хотелось — он следил за изгибами дороги, которую знал наизусть. Но все было так не похоже на его воспоминания, и ему с трудом верилось, что он уже здесь был. Земля потеряла свою близость, стала голой и незащищенной. Даже в близких сумерках за безлиственными кустами видны были обычно скрытые пустые поля. Ноги уже согрелись, но руки в шерстяных варежках под буйволовой кожей окоченели.

Показалась ферма; во всех окнах на первом этаже горели свечи и висели венки из падуба. Дональд наклонился и натянул ботинки. Это оказалось непросто, пальцы болели. Когда он снова уселся, сани остановились. Распахнулась дверь кухни, кто-то выходил. Все кричали «Привет!» и «Счастливого Рождества! По пути от саней к кухне он заметил только, что его целовали и похлопывали, поднимали, опускали и говорили, как он вырос. Дедушка помог Дональду снять ботинки и скинул крышку с конфорки на плите, чтобы он погрел руки над огнем. Кухня, как и летом, пахла дымом поленьев, простоквашей и керосином.

Как чудесно, когда вокруг много людей. И каждый защищает от непреклонной бдительности матери и отца. Дома были только он и они, так что каждый раз за столом начиналась пытка. Сегодня на ужин собралось восемь человек. На стул положили огромный словарь в кожаном переплете, чтобы Дональд смог дотянуться до стола, а сидел он между бабушкой и тетей Эмили. У тети карие глаза, она очень хорошенькая. Дядя Грег женился на ней год назад, и Дональд знал из подслушанных разговоров, что все остальные ее недолюбливают.

Бабушка говорила:

— Луиза и Айвор до завтра не доберутся. Мистер Гордон везет их до самого Портерсвилля в своей машине. Они все переночуют в гостинице, а с утра пораньше надо будет их забрать.

— И мистера Гордона тоже? — спросила его мать.

— Видимо, да, — ответил дядя Грег. — Он не захочет один проводить Рождество.

Мать, похоже, рассердилась.

— Могли бы и обойтись. Все-таки Рождество — семейный праздник.

— Ну так и он теперь член семьи, — криво ухмыльнулся дядя Виллис.

Мать Дональда ответила с вызовом:

— По мне, так это ужасно.

— Он совсем плох в последнее время. — Дедушка покачал головой.

— Все на огненной воде? — спросил отец.

Дядя Грег поднял брови.

— Не только, еще хуже. Ты знаешь… И Айвор тоже.