Заметки мирянина. Воздух Церкви

Конечно, не имеет ни какого вероучительного значения то, какой формы крест использовать в Церкви, любая из этих форм очень слабо напоминает крест, на котором был распят наш Спаситель. Но! Русский крестьянин, богословски совершенно безграмотный ни чего про «филиокве» объяснить не способный, тем не менее хорошо знал, что «латины» исказили веру христианскую. И если он видел, что в православный храм заносят «латинский крыж», как ему было реагировать? Ведь крестьянин не ошибался в том, что видит перед собой знак искаженной веры, символическое изображение ереси. И он заявлял бурный протест, и ему бесполезно было объяснять, что форма креста не имеет вероучительного значения. И ведь он был по-своему прав, потому что вслед за «латинским крыжем» в православный храм очень даже могло заползти и само «латинство».

Если обряды имеют так мало значения, тогда зачем их было менять? Зачем было без дела будоражить православные массы? В Церкви есть своя знаковая система. Разумеется, нельзя уравнивать знак с тем, знаком чего он является. Но и знаки ни кому не посоветовал бы трогать, не известно, чем это может закончится. Никон этих тонкостей совершенно не понимал, он не чувствовал Церковь и действовал, как опьяненный властью самодур: «Скажу и будет!» А не факт. Православные ведь не католики, у нас глава Церкви не папа и не патриарх, а Христос. И эта умозрительная истина вдруг неожиданно хлынула на улицы. И мало не показалось ни кому.

Позволю себе привести грубый, но мудрый анекдот. У Ивана из пупа выросла гайка. Позвали мастеров, спрашивают, что с этим делать. Мастера посмотрели и говорят: «Не понимаем, что это такое и устранить не можем». Тогда позвали мастеров из-за моря. Те, недолго думая, гайку открутили. А у Ивана задница отвалилась. Мораль: не ищите за морем мастеров на свою задницу.

Это точно про патриарха Никона. Он-таки нашёл «за морем мастеров на свою задницу». Да если бы только на свою. А ведь такая, казалось бы, простая мысль: не трогай то, чего не понимаешь. Так он думал, что всё в Церкви понимает. А вот тут-то и ошибка. Церковь создана не людьми, а Святым Духом. Мы живём в Доме, который не нами построен. Поэтому все мы в Церкви многого не понимаем. Так вот и не надо тянуть свои шаловливые рученки к тому, что не понятно.

Не раз, упрекая протопопа Аввакума в обрядоверии, я в конечном итоге подумал: а разве мы сейчас не точно так же настроены? Мы до последней возможности будем бороться против замены церковнославянского языка в богослужении на русский. А разве это имеет вероучительное значение? Ни малейшего. А если убрать из храма алтарную перегородку, это нанесет удар по нашей вере? Ни какого. А если священник будет служить литургию в костюмчике с галстуком, это как-либо затронет православную догматику? Нет, конечно. И тем не менее мы будем продолжать отстаивать и церковнославянский язык, и алтарную перегородку, и богослужебные облачения духовенства. Не потому что мы обрядоверцы, а потому что понимаем: отмена всего этого приведёт к тяжелейшим искажениям духовной жизни. Не каждый православный сможет это объяснить, но большинство это чувствуют. И если мы начнем ломать внешнюю обрядовую сторону церковной жизни под заверения, что на Истину ни кто не посягает, то в конечном итоге Истину мы тоже утратим. Это можно безупречно логически доказать и объяснить, а можно этого и не делать, потому что душа православного человека и так чувствует губительность протестантско-обновленческого презрения к обрядам. И не извольте сомневаться: сегодня ратуют за перевод богослужения на русский язык только враги Церкви, которые хотят разрушить её изнутри. Иногда это могут быть и не сознательные враги, а просто очень примитивные люди, не имеющие представления о духовной жизни. Но такие ещё опаснее.

Так что аввакумовский пафос стояния за древнее благочестие нам очень близок, мы его разделяем. Мы не можем одобрить некоторых его действий, но об этом ниже.

Вторая особенность протопопа Аввакума, вызывающая искреннее восхищение, это его потрясающая внутренняя свобода. Для него все равны во Христе, и он обращается ко всем на равных, ни перед кем не заискивая и не раболепствуя. А ведь он всего лишь мелкий сельский попик, которому привалила неслыханная удача — он стал протоиереем кремлевского собора. Любой другой на его месте держался бы за такую удачу двумя руками, думая только о том, как укрепить своё положение, как угодить тем, кто его теперь окружает, и смотрел бы им в рот, и ловил бы каждое слово. А он держит себя, как с ровней, и с царем, и с патриархом, да ещё и приглядывает за ними, как за несмышлеными, всё ли у них в душе-то нормально?

Казалось бы, всё просто: Аввакум видит своего Господина только в Христе, и отчёт он готов держать только перед Христом, а потому и робеет только перед Ним. А царь он чево? Царь — такой же слуга Божий, как и последний мужик в его царстве, только служение у него другое. Передав свою жизнь в руки Царя Небесного, теперь уже странно было бы заискивать перед царем земным.