Заметки о Гитлере

Почему? О причине этого еще и сегодня теряются в догадках. Военные причины отпадают. Гитлер не был полным профаном в военных делах, как его сегодня охотно представляют. По своему уровню военных знаний он не мог иметь иллюзий о перспективах успеха своего предприятия. То, что он разыгрывал такие иллюзии перед участвовавшими в наступлении офицерами (которых он собрал заранее, чтобы внушить им мужество), не означает, что он их разделял.

Скорее можно предполагать внешнеполитические мотивы. Наступление на Западе, даже если оно оставалось безуспешным, также — и как раз — когда Гитлер ради этого ослабил свой Восточный фронт и открыл восток Германии для русского вторжения, могло служить сигналом для западных политиков о том, что Гитлер теперь видел главного врага в них, но не в России; что он все свои оставшиеся силы хочет применить на Западе, даже если при этом вся Германия должна будет стать оккупированной русскими. Можно сказать: Гитлер хотел западные державы поставить перед выбором между национал–социалистической и большевистской Германией; перед вопросом: «Кого вы больше хотите иметь на Рейне — Сталина или меня?» И он мог всё ещё верить, что в таком случае они предпочтут его. В чем он естественно обманывался — если он верил этому. Рузвельт в 1945 году был убежден, что он сможет успешно сотрудничать со Сталиным. Черчилль не разделял это убеждение; но будь он поставлен перед выбором, он тоже предпочел бы Сталина Гитлеру. Своими массовыми убийствами Гитлер сделал себя на Западе полностью невозможным. Но вполне возможно представить себе, что сам он этого не видел — столь же мало, как и Гиммлер, который еще в апреле сделал же западным державам наивное предложение о капитуляции на Западе и совместном продолжении войны на Востоке. Даже если

он это видел — имеются основания полагать, что он, в свою очередь поставленный перед выбором, в 1945 году действительно предпочитал поражение на Востоке, а не на Западе — в противоположность своим немецким согражданам, которые страшно боялись атаки русских, в то время как многие из них в это время начали смотреть на оккупацию американцами и англичанами прямо таки как на избавление. Уважение Гитлера к Сталину во время войны возросло, в то время как по отношению к Рузвельту и Черчиллю у него развилась глубокая ненависть. Можно представить себе имеющий двойную подоплеку ход мыслей Гитлера, который формулируется следующим образом: возможно неожиданная демонстрация чрезвычайной решимости бороться на Западе при угрозе поражения на Востоке внушит западным державам страх, который все же сделает их в последний момент готовыми к компромиссу; если же все–таки нет — тоже хорошо: тогда действительно будет поражение на Востоке и западные державы увидят, что они из этого получат. Как говорится, извилистый ход мыслей.

Но гораздо более простым представляется ход мыслей Гитлера, если принять за отправную точку, что его главный мотив теперь уже был вовсе не внешнеполитическим, а наоборот, внутриполитическим, и в действительности был направлен против своего собственного народа. Потому что между массой населения Германии и Гитлером осенью 1944 года образовалась пропасть. Массы немцев не хотели больше безнадежной борьбы до конца, которую желал Гитлер: они хотели окончания войны, как это было сделано осенью 1918; они хотели конца, а именно по возможности снисходительного конца, то есть конца на Западе. Удерживать русских и впустить западные державы: в конце 1944 года это стало негласной целью войны большинства немцев. И Гитлер смог еще испортить им эти планы наступлением в Арденнах. Он не мог приказать обезглавить всех, кто так думал: их было слишком много, и большинство остерегалось высказывать свои мысли. Но он смог позаботиться о том, чтобы их, если они не шли с ним напролом, предать мести русских. Он мог еще отвадить их от их желания спасительной оккупации силами «ами» и «томми»[30] — и он был свирепо решительно настроен на это. Если рассматривать ситуацию таким образом, то наступление в Арденнах, которое с военной точки зрения было чистым сумасшествием, а внешнеполитически в лучшем случае было экстравагантной рискованной выходкой, неожиданно получает ясный смысл; и поэтому пожалуй будет правильно рассматривать его таким образом. Однако это означает, что теперь Гитлер проводил свою политику уже против Германии и против немцев.