Читаем Заметки о Ленине (Сборник) полностью

В самом деле. Нет ничего вреднее вульгарнейшего, квази-марксистского пренебрежения к "чистой науке". В наше время особенно следует повторять и раз'яснять величайшее практическое значение самой отвлеченной научной работы (если это, конечно, подлинно научная работа, а не схоластика). То, что нам кажется сегодня "наукой для науки", есть наука для нашей завтрашней практики. Сегодня еще "абстрактное" исследование в области изучения молекул завтра революционизирует химическую промышленность. Это хорошо понимают, например, американские тресты, не урезывающие смет своих самых "наинаучнейших" лабораторий и институтов, а относящих их к необходимейшим "издержкам производства" первостепенной важности. Разве не делаем мы то же самое научно-техническим отделом ВСНХ? А внимание советской общественности Академии Наук?

Сближение науки с производством вовсе не повлечет за собой урезывание и прекращение чрезвычайно "отвлеченной" исследовательской работы. Наоборот, можно утверждать, что сближение с непосредственной человеческой практикой поставит науке многие тысячи вопросов, не "исходящих от станка" и тем не менее завтра будущих менять, реорганизовывать "производственный процесс". Именно к этому и следует, думается, отнести ленинский вопрос "на столе ученого".

Не нужна "наука для науки", наука должна "исходить" от творческого труда, а творческий _______________

*1 ???

*2 На столе у ученого.

*3 Не только!

*4 К. А. Тимирязев. Насущные задачи естествознания. "Книга". 1923. Стр. 41. труд "в строе мышления пролетария всегда связан с тем, что у него на столе, когда он обедает". Нет, наука, нужная крупному производству, технически перестраивающейся индустрии, электрифицирующейся стране не будет "исходить" из такого творческого труда ученого, который будет определяться тем, что на столе у ученого, тогда, "когда он обедает".

Теперь только, считаю я, можно понять и восклицание "не только". Курс на "социального инженера", и теперь "категорически подтверждаемый" тов. Плетневым, на деле прикрывает только универсальное "всезнайство" с нежеланием специализироваться по настоящему: нам не нужна, дескать, "наука для науки". Усмешки "не только ученых" не могут не относиться к попыткам переключить тягу к науке на тягу к прикладным "к столу" познаниям.

Ошибка тов. Плетнева особенно очевидна в свете практических задач, стоявших и стоящих перед нами. Всячески отстаивая политехническое образование на низших звеньях системы народного образования, мы должны вести решительный курс на специализацию высших звеньев. Теория "социального инженера" идет полностью в разрез с нашими конкретными задачами.

Партией взят курс на электрификацию страны. "Ну, а много ли нашлось у нас людей, способных преподавать электрификацию, хотя бы по плану известной книги И. И. Степанова" - писал тов. Плетнев. Ленин подчеркивает и восклицает: "Вот именно! Это против В. Плетнева". Последний пишет теперь: "В тот момент это было более против В. Плетнева, чем сейчас. Сейчас дело обстоит несколько лучше. Но, ведь, мы не мыслим себе выполнения огромнейших задач... в 1922 г. Это задачи длинного этапа, долгой, многолетней работы. И сейчас понимание электрификации, ее величайшей революционизирующей роли значительно выше, чем в 1922 г." (стр. 73).

Легко понять, что тов. Плетнев отвечает Ленину не по тому вопросу, по которому от него ожидается ответ. Дело здесь вовсе не в большем или меньшем понимании роли электрификации. Ленин своим вопросом пытается тов. Плетнева с пролеткультовских теорий бросить в такое свидетельство нашей массовой безграмотности и некультурности, как недостаток преподавателей книги тов. Степанова. Тов. Плетнев философствует о необходимости "самому" и "одному" пролетарию перестраивать науку. Да здравствует социальная инженерия! А Ленин изучает данные всероссийской переписи о безграмотности населения советской страны, а Ленин думает о пропаганде элементарной "внеклассовой" культурности: чистить зубы, чаще мыться, не ругаться, а Ленин мечтает о том, чтобы столь популярные в нашем комсомоле "математические" выражения заменились изучением четырех правил арифметики. Тов. Плетнев предпочитает беседы о роли электрификации...

De hustibus non disputandum - о вкусах не спорят.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы