Замки роз: нерассказанные истории (СИ)

Одетт подняла свечу повыше и внимательно смотрела на меня с бесстрастным выражением лица пару минут. Ждала, что буду умолять сжалиться?

Может, и стоило бы. Не знаю, что за упрямство заставило меня сжать зубы и обхватить себя за плечи, чтобы унять дрожь – но не попросить даже об одеяле. Наверное, жуткое чувство несправедливости, которое душной волной поднималось изнутри.

Я же не сделала ничего плохого! Разве я причинила хоть кому-то зло? За что меня сюда?

Наконец, не дождавшись униженной мольбы, Одетт поджала губы презрительно.

- А ведь я и правда прочила тебя на место своей преемницы. Ты подавала надежды! Без сомнения, твой мерзкий проступок всё перечеркнул.

- Я не сделала ничего мерзкого! – вырвался у меня крик. И тут же сама испугалась своих эмоций, потому что никогда не позволяла себе даже голоса повысить. Невольно сжалась, ожидая реакцию Преподобной.

- Ещё как сделала! – выплюнула она. – Читала о подобных… гадостях.

- Это… не гадость! - упрямо проговорила я. Мне было обидно за чудесную книгу. – От этого же.. бывают дети!

Одетт посмотрела на меня так, будто я сказала что-то богохульное. А во мне всё больше зрел протест. Да, мы тут все вроде бы как послушницы Небесной Девы, постоянно молимся ей и совершаем торжественные обряды, возлагаем жертвы к алтарю у большой деревянной статуи в часовне – фрукты, овощи, мёд…

Но разве сама Небесная Дева когда-либо говорила, что все-все обязаны оставаться девами? Разве среди других богинь нету покровительниц матерей и удачных родов? Ещё как есть!

Мы ведь изучали историю культа. Первыми служительницами становились старые девы, которых никто не взял замуж, или невесты, не дождавшиеся женихов с войны. Только потом в Обитель стали отдавать дочерей без разбора – и богатые семьи, чтобы повысить свой политический вес, и бедные, чтоб избавиться от лишних ртов… На Материке всегда кто-нибудь с кем-нибудь воевал. Девушек всегда было больше, чем юношей, и с этим надо было что-то делать. Об этом не говорилось прямо в священных книгах или в исторических трудах, но чем больше я читала их, тем больше у меня в голове выстраивалась именно такая картина.

Фанатичка Одетт не заставит меня думать, что добрая и милостивая Небесная Дева покарала бы смертными карами девушку, которая выбрала бы для себя путь матери и рождения детей.

Боги милостивы – не то, что люди.

- Дети? У тебя никогда не будет детей, - улыбнулась Одетт и бросив на меня последний взгляд свысока, захлопнула тяжеленную дверь на скрипучих петлях, оставив меня в кромешной тьме.

До утра я смертельно замёрзла, хоть и старалась не ступать на камни и сидела, сжавшись в комок, на хлипком матрасике. Хорошо хоть, крыс тут не было. Зато, когда ночью за окном пошёл дождь, где-то в углу с потолка противно закапало. Я снова порадовалась, что по крайней мере, не у меня над головой. Зуб на зуб не попадал от холода, тоненькая сорочка совершенно не спасала, но надо было находить хоть что-то хорошее, чтобы не сойти с ума. Спать я не решилась.

Жидкий утренний свет с трудом пробрался сквозь окошко и принёс мало облегчения, потому что осветил замшелый старый камень и всю неприглядность моей тюрьмы.

Я едва не подскочила, когда в двери лязгнул ключ и она снова открылась.

Девочка из «зелёных», стараясь не смотреть на меня, плюхнула на пол деревянную тарелку с краюхой хлеба и глиняный кувшин с водой. Унеслась так быстро, словно намеревалась тут же стереть из памяти всё это и успокоить себя, что уж с ней-то подобного случиться никогда не может.

Стук палки по камням возвестил, что у меня ещё одна гостья.

- Я хочу, чтобы ты сказала, кто дал тебе эту книгу.

Упрямо опустив голову, я ничего не ответила.

- Бросаешь мне вызов? Глупое решение. А вот твоя подруга не стала за тебя заступаться и брать вину на себя. Назови мне её имя, и она сядет сюда вместо тебя, а ты выйдешь в ту же минуту.

Меня била дрожь. Какое же изощрённое издевательство!

- В-вы же и так знаете. Рене наверняка сказала.

- Правильно. Но я хочу, чтобы ты сама назвала мне это имя.

Перед глазами встало лицо Матильды. Её жизнерадостный смех. Её красные щёки, когда она отдавала мне книгу.

Мерзкий, гаденький внутренний голос прошептал – Всеблагая же и так знает! Так какая разница…

- Не скажу.

Я уткнулась лбом в колени.

- Ну и дура! Лишний раз убеждаешь меня, что в тебе нет ни малейших задатков для того, чтобы править людьми.

Дверь захлопнулась снова.

Когда я нашла в себе силы разогнуться и встать с места – тело не слушалось, будто заржавленное – жадно выпила половину кувшина воды, но не притронулась к хлебу. Аппетита не было.

Это оказалось правильное решение. Потому что когда следующей ночью крыса всё-таки пришла, я смогла откупиться от нее хлебом.