Я зарываюсь в чёрные жёсткие кудри на затылке и притягиваю его, пока ещё сомкнутые, но не сжатые, губы к своему рту и целую, жаждая его сладости, языком пробегаюсь по безукоризненным зубам, выпиваю влагу его рта и посасываю язык, такой упругий, такой сладкий и желанный… Как бы я хотел, чтобы вот этим гибким языком он прошёлся по межъягодичной щели, поиграл бы с анусом, оказался бы внутри… но нет, мальчик не развращён до… такого… Чувствую, что моя плоть поднялась и трётся о шёлк белья, ещё, ещё, Блейз, ещё чуть-чуть, и я кончаю прямо себе на одежду… Нет, не прерывать этот страстный танец языков, несмотря ни на что… Мальчик, возлюбленный, что же ты делаешь со мной одними лишь поцелуями? Вот, я уже получил разрядку - не ты один теперь сможешь похвастаться, что кончаешь от поцелуя! Нет, я тоже теперь так сумел, теперь только я понимаю всю силу этой, казалось бы, невиннейших из ласк, так многократно и с усердием воспетой поэтами… «Я поцелуи не приму, что раздают по этикету», - помнится, пел я Хоуп, а потом и сам стал покрывать её лицо и тело неистовыми поцелуями, но ведь то была просто страсть… без любви… о, мой Блейз! Я стискиваю его в объятиях… Какое же счастье, что в моей жизни были Альвур, Гарри… но вот ещё одного имени я в свой разум не допускаю, ставя сильнейший блок… Прошло твоё время, так уступи свой путь иному, более… ласково и нежно любящему,более… чистому, как ни странно это звучит, ведь ты был девственником только де-юре, сколько же… грязи… да, грязи ты нафантазировал себе, а этот мальчик, отец двоих сыновей, пропадавший полтора года у маньяка, заведший себе после «слишком нормального» любовника, но при этом оставшийся безыскусным… вот это и есть истинная невинность, Рем…
- Ты что-то сказал? - волнуется Блейз, - о невинности и… Люпине.
- Я? Н-ничего я не говорил, а только думал, да, об испорченности Люпина.
-
- Я ничего не слышал, - кажется, убеждая самого себя, говорит Блейз.
- Да ты, ты и не мог ничего слышать - я думал! - взрываюсь я на ни в чём не повинного парня.
- Хорошо, ну не заводись - не люблю, когда на меня кричат, - болезненно морщится он.
- Я не прав с тобой, - это всё, что я могу выдавить из себя по отношению к тому, от коего поцелуя мне было… так хорошо.
-
Какое уж тут - хвастаться перед обруганным ни за что Блейзом, что я тоже смог кончить от поцелуя… всё лазилю под хвост - и вечер, и ужин - у меня не хватает сил признаться, что дело в раздражении на собственную вспыльчивость. Отчего я с Ремусом не был таким?! Отчего именно с этим влюблённым в меня по самую макушку молодым (ах, каким же молодым!) мужчиной, который и слова-то поперёк сказать не смеет! Ишь, «не люблю, когда на меня кричат» - и это с его-то страшным прошлым?! Ну наорал бы на меня, сделал бы хоть что-то в свою защиту, а то я чувствую себя тем маньяком-насильником, разве, что ног ему не ломаю!
Глава 18.