Дальше обещалось скорое телевизионное интервью с восходящей звездой. Дочитав до конца, я со злорадной усмешкой сложила газету и зашвырнула ее в дальний угол. Статья была слабая. А последний идиотский вопрос по поводу скромности — ну очень красноречиво свидетельствовал о жутком непрофессионализме автора. И мне отчего-то стало приятно. Дело, конечно, прошлое, но добрых чувств к Наташе Ливневой я по-прежнему не питала…
А в субботу на спектакль явился Саша. Я заметила его в первом ряду партера, когда вышла на поклон. И сообразить-то толком ничего не успела, а он уже взял с колен букет, поднялся с кресла и неторопливо направился к сцене. Я страстно возжелала, чтобы кто-нибудь из рабочих ошибся и включил механизм, задергивающий занавес, прямо сейчас. Но ничего подобного, естественно, не произошло. Саша благополучно отдал мне роскошные золотистые хризантемы, галантно приложился губами к руке и спустился обратно в зал. Ни слова, ни многозначительного взгляда!.. Но я почему-то продолжала трястись, как в ознобе, и когда стояла под теплым душем, и когда дрожащими руками натягивала колготки, и когда подкрашивала губы перед выходом из гримуборной. Букет домой я брать не стала. Подарила его костюмерше тете Наде, объяснив, что на хризантемы у меня жуткая аллергия.
На улице было довольно прохладно. Деревья и фонари отбрасывали на асфальт длинные синие тени. На фоне темного бархатного неба переливалась разноцветными огнями вывеска ресторана «Восток». Большинство артистов уже разъехались по домам. Только Алла с Лилей, вечно копающиеся в раздевалке дольше всех, еще маячили на дороге, ведущей к метро.
Я поправила на плече ремень сумки, поглубже спрятала руки в карманы плаща и уже собралась направиться к автобусной остановке, как вдруг от серой стены театра отделилась какая-то фигура.
— Здравствуйте, а это я! — торжественно объявил Славик, пытаясь обвить мою руку вокруг своего локтя. — Я же обещал как-нибудь проводить вас до дома…
— Придется выполнить обещание в другой раз, — послышалось за моей спиной.
Я резко обернулась. Саша стоял возле афишной тумбы и смотрел на меня прямо, уверенно и немного насмешливо.
— Так вас уже провожают? — разочарованно протянул Славик, благоразумно решивший не вступать в борьбу. — Очень, очень жаль… Я, собственно, только хотел сказать, что танцевали вы сегодня прелестно. И адажио вам удалось как никогда, и…
Окончания хвалебной речи Ледовской дожидаться не стал. Просто обнял меня за талию, как-то буднично и привычно прижался губами к виску и кивнул на темно-серую «Вольво», стоящую у тротуара:
— Поехали? Ты живешь все там же?
— Да, — растерянно ответила я и почему-то пошла с ним к машине.
Через пару минут мои нервы окончательно пришли в порядок, в голове прояснилось, и глупость совершенного поступка стала очевидна. Но мы уже ехали по ярко освещенному проспекту, а из колонок над задним сиденьем лился печальный голос Джо Дассена, поющего «Если в мире нет тебя»…
— А я так и знал, что ты цветы выбросишь, — спокойно заметил Саша, когда мы свернули с центральной магистрали в боковую улочку. — Характер-то, похоже, совсем не изменился за эти годы? Все такая же романтически-строптивая, да?
— Если знал, что выброшу, зачем дарил? — Я пожала плечами, проигнорировав замечание по поводу моего характера.
— Если честно, вблизи на тебя посмотреть хотел, за руку потрогать… Убедиться, что это ты на самом деле. Настя, Настенька…
— Ну и как, убедился?
— Более чем, — он усмехнулся и положил руку мне на колено, забравшись под полу плаща. — Ты все такая же… И я не удивлюсь даже, если мне будет постелено сегодня на кухне.
— А ты все равно придешь в комнату и расскажешь грустную сказочку про Региночку?
— Зачем? Мы оба взрослые люди, и, думаю, эти ритуальные игры нам уже ни к чему…
Саша остановил машину на углу какого-то дома и, не убирая руки с моего колена, повернулся ко мне. В салоне было светло. И я без труда различила и мелкие морщинки в уголках его глаз, и розовый прыщик на левой ноздре, и участок плохо выбритой кожи возле уха. Кроме того, в выражении его лица, в слабой, почти безвольной линии подбородка, в светлой полоске мелких зубов, обнажившихся в улыбке, мне вдруг почудилось что-то крысиное.
Аккуратно подобрав полу плаща, я отодвинулась к самой дверце. Саше ничего не оставалось, как оставить мою ногу в покое.
— Н-да, ты все такая же, — с философской усмешкой протянул он, покачав головой.
— Зато ты совсем другой.
— Да?
— Да. Раньше ты, по крайней мере, пытался играть Казанову, а теперь почему-то изображаешь тупого, самоуверенного хама. Невыигрышная роль, Саша, подбери для себя другую…
Я уже собралась выйти из машины, но он вдруг схватил меня за руку и резко притянул к себе. Теперь взгляд его неуверенно и ищуще шарил по моему лицу, губы нервно кривились.