Замок из песка

— Да, — говорила я. И снова, не чувствуя абсолютно ничего, в нужный момент, с нужной техничностью обвивала атлетический стан Андрюши Вихрева и приникала щекой к его вытянутой ноге…

Но, несмотря ни на что, в конце июня меня все-таки зачислили в балетную труппу, сдержанно поздравив и пожелав больших творческих успехов. В этот же день в театре праздновали помолвку Насти Серебровской. Мероприятие было неофициальным. Просто собрали за столами, накрытыми в буфете, человек сорок народу: кордебалет, солистов, некоторых педагогов. Я оказалась в числе приглашенных случайно. Серебровская поймала меня за руку в коридоре и чуть ли не силой притащила в буфет.

— Привыкай к ребятам потихоньку, — внушала она мне по дороге. — Привыкай, пора уже! А то смотришь букой, держишься особняком… Ты ведь красивая девочка. Очень красивая!

Но что была я, со своими острыми локтями, слишком длинными ногами и худым лицом, по сравнению с ней? В Насте Серебровской, родившейся раньше меня всего лет на пять или шесть, уже чувствовалось тонкое, изысканное очарование взрослой женщины. Нет, выглядела она очень молодо, и все же… Наверное, вот этот особенный шарм и заставил бесповоротно влюбиться банкира Володю Корсакова.

Они вообще были красивой парой. Настя, тоненькая, маленькая, в бледно-сиреневом платье с открытыми плечами и пышной юбкой до середины колена. И он, высокий, широкоплечий, с довольно крупными, но приятными чертами лица и волосами, смешно подстриженными «ежиком». Если Серебровская напоминала игривую белочку, то ее жених — доброго, сильного и веселого медведя.

На столах стояло очень много всякой всячины: от икры всех цветов до оливок и каперсов. Но больше всего народ вдохновляло разнообразие спиртного. Сидящий через два человека от меня Георгий Николаевич с особой нежностью прикладывался к дорогому французскому коньяку с белой лилией на этикетке. А девчонки предпочитали легкое золотистое шампанское, бурно пенящееся и искристыми пузырьками оседающее на стенках фужеров.

В разгар веселья кто-то крикнул жениху-банкиру:

— А вот на спор вы не сможете в течение десяти минут профессионально восхищаться балетом — вообще и сегодняшним спектаклем — в частности! Спорим на спонсорскую помощь?

Настя засмеялась и ласково потерлась щекой о рукав Володиного пиджака.

— Да ладно, оставьте мужика в покое! Он же не театральный критик, — благодушно прогудел наш «остро-характерный» Зотов.

Но Корсаков уже поднялся из-за стола, перевернул часы циферблатом вверх и с преувеличенно серьезным видом начал:

— Ну, что я могу сказать по поводу сегодняшней «Легенды о любви»? На мой взгляд, Ширин сегодня была немного суховата, может быть, слишком осторожна. Но в целом и прыжки, и вращения, и… как это?.. О, аттитюды! Да, аттитюды были очень хороши…

Он нес откровенную ерунду, щедро сдобренную балетными терминами, в течение девяти минут и пятидесяти секунд. Народ при этом хохотал так, будто смотрел шоу Бенни Хилла. А на пятьдесят пятой секунде Володя вдруг остановился, с нарочитой растерянностью прокашлялся, нервно повел плечами, завертел головой по сторонам.

— Все, сдаюсь! — с пафосом изрек он, когда секундная стрелка готовилась пересечь цифру «двенадцать». — Проиграл. Придется решать вопрос со спонсорством.

Он был хорошим, милым и совсем не похожим на «нового русского» в худшем смысле этого слова.

Потом его спросили, разрешит ли он Насте танцевать за границей. И на этот раз уже сама Серебровская беззаботно отмахнулась:

— Что меня, в Императорский балет позовут, что ли? А куда-нибудь в Югославию или Румынию ехать… Зачем? Просто деньги зарабатывать? Я думаю, Корсаков меня как-нибудь прокормит.

— Да уж… — Андрюша Чекалин задумчиво повертел в пальцах вилку. — Хорошо, когда есть кому прокормить.

— Ой, ты-то уж, бедняжечка, голодаешь, наверное… — подала голос Лиля.

— Да я не о том… Просто вспомнил про Витю Сударева. Поехал ведь тоже денег немного подзаработать. Так до сих пор и зарабатывает. А что танцует? Комические миниатюры. Вариацию Маши в женской пачке и на пуантах или Лебедя умирающего… Смешно, просто ухохотаться!

Вихрев, до этого занятый в основном поглощением салатов, криво усмехнулся:

— Да уж, ему это, наверное, особенно приятно! Витюша, помните, тоже у нас всю жизнь был блаженненьким, — при этом он выразительно покосился в мою сторону. — «Ах, балет!» «Ах, больше ничего в жизни не нужно!»… Помню, какой-то праздник был, я его позвал: «Пойдем, мол, Витька, выпьем вместе со всеми». А он смотрит куда-то сквозь меня и отвечает: «Нет, лучше, пока класс свободен, я алесгон порепетирую»…

Никто почему-то не засмеялся. А я только ниже опустила голову. Так мне была не видна счастливая парочка во главе стола, а всем остальным — дрожащие в моих глазах слезы.

— Кстати, Иволгин вон тоже потащился госпожу Удачу за хвост ловить, — продолжила тему кордебалетская Оксана Перова. — А говорят, у них там даже своей сценической площадки нет. Репетируют в каком-то ДК имени Распопкина, живут черт знает где…