Замок из стекла

Папа нанялся электриком на баритовую шахту. Он уходил на работу рано и возвращался тоже рано, поэтому вечером мы вместе играли. Папа научил нас играть в карты. Он показал нам, как надо блефовать в покере – не дрогнув ни одним мускулом на лице, что у меня не очень хорошо получалось. Папа говорил, что мое лицо можно читать как открытую книгу. Несмотря на то, что я плохо блефовала, некоторые игры я все-таки выигрывала, потому что излишне возбуждалась от весьма средних карт, которые мне сдавали, например, от пары пятерок, что сильно сбивало с толку Лори и Брайана, которые, глядя на мое ликование, думали, что у меня одни тузы. Кроме этого, папа придумывал новые игры. Он делал два утверждения, и мы должны были или ответить на вопрос об этих утверждениях, или сказать: «У меня недостаточно информации» и объяснить, почему.

Когда папа был на работе, мы сами придумывали новые игры. Игрушек у нас было мало, но в Бэттл Маунтин в развлечениях не было недостатка. Мы прыгали с крыши, используя армейские одеяла как парашюты, и падали на землю сгруппировавшись, как учил нас папа, на манер настоящих парашютистов. Иногда мы клали на рельсы гвоздь (или монетку в один цент), и проходящий состав их расплющивал.

И все же больше всего нам нравилось исследовать пустыню. Мы вставали рано утром, когда еще не было жарко, тени были длинными и фиолетовыми и весь день был впереди. Иногда папа, командуя по-военному «Ать-два, ать-два», маршировал с нами в пустыню, где мы выполняли отжимания и подтягивались на согнутой в локте папиной руке. Но чаще всего мы ходили в пустыню вдвоем с Брайаном. Пустыня – это настоящая кладовая самых интересных и занятных вещей.

Мы переехали в Бэттл Маунтин потому, что в этих местах было золото. Однако кроме золота здесь залегали и другие металлы: серебро, медь, уран и барит, который, по словам папы, использовали при бурении нефтяных скважин. Родители показывали нам разные породы и объясняли, что из них добывают. Мы знали, что железная руда – красная, а медная – зеленая. В пустыне было очень много бирюзы, и мы набивали его карманы так, что штаны едва на нас держались. Кроме того, в пустыне можно было найти старые индейские наконечники стрел, древние окаменелости и старые бутылки, ставшие фиолетовыми от несусветной жары и испепеляющего солнца. Иногда попадались черепа койотов, погремушки гремучих змей и старая змеиная кожа. Еще в пустыне были огромные роющие лягушки, которые так испеклись на солнце, что высохли и весили не больше листа бумаги.

Вечером в воскресенье, если у папы были деньги, мы шли в клуб Owl[19] обедать. На вывеске клуба было написано «Всемирно известный» и нарисована сова в фартуке, указывающая крылом на вход в клуб. В одной из комнат внутри стояли игровые автоматы, которые постоянно светились и издавали разные звуки. Мама считала, что азартные игры – это своего рода вид гипноза. «Никогда не играйте в «одноруких бандитов», – советовал нам папа и объяснял это тем, что здесь самые маленькие шансы выигрыша. Если папа играл, то только в бильярд или в покер. Он не верил в удачу – только в себя. «Тот, кто выдумал фразу о том, что надо играть теми картами, которые тебе раздали, совершенно не умел блефовать», – говорил папа.

В клубе была барная стойка, за которой с пивом и сигаретами висли мужчины с обгоревшими от солнца шеями. Они были знакомы с папой и каждый раз, когда он входил, начинали громко с ним шутить. «Видимо, у заведения дела совсем плохо идут, раз таких людей сюда пускают!» – кричали приятели папы.

«Меня сюда впускают, чтобы как-то разрядить атмосферу вокруг вас, нечесаные лишайные койоты», – отшучивался папа, после чего откидывал назад голову и громко смеялся. После этого мужчины принимались дружески колотить друг друга по плечам и спинам.

В ресторане мы всегда сидели в отдельной кабинке. Официантке нравились наши хорошие манеры, потому что родители приучили нас говорить «да, мэм», «спасибо», «пожалуйста» и называть мужчин «сэрами».

«К тому же наши дети чертовски умные, – заявлял папа. – Самые офигенные дети, которые вообще родились на этой земле». Мы вежливо улыбались и заказывали гамбургеры, хот-доги с чили, молочные шейки и тарелки блестящих от жира луковых колец во фритюре. Официантка приносила наш заказ и разливала молочный шейк из запотевшего железного контейнера для взбивания, в котором всегда оставалось немного шейка, и она оставляла его у нас на столе. «Кажется, вы выиграли джек-пот», – каждый раз говорила официантка, оставляя на нашем столе остатки шейка. Мы так наедались, что еле выползали из ресторана. «Пойдем домой, ребятки», – говорил папа.

Владельцы месторождения барита, на котором работал папа, вычитали из его зарплаты деньги за квартплату.