Читаем Замок из стекла полностью

Каждый раз, когда папа заводил разговор о подпольной работе, мама закатывала глаза к небу. Обычно он приходил домой в таком агрессивном состоянии, так сильно бил посуду, что мама чаще всего пряталась и позволяла нам, детям, успокоить папу, который ломал мебель, бил посуду и всячески бушевал до тех пор, пока не замечал рядом нас. Папа прозревал и видел, что наделал, и тогда вешал буйну голову от стыда и усталости. Затем он становился на колени и падал лицом ниц.

Когда папа «отрубался», я делала попытки за ним убрать, но мама меня всегда останавливала. Она где-то прочитала, что алкоголики не помнят того, что натворили с пьяных глаз, поэтому, если за ними убираться, то они будут думать, что ничего не произошло. «Ваш папа должен увидеть, как он губит нашу жизнь», – сказала мама. Когда папа приходил в себя, то никак не комментировал состояние дома и вел себя так, словно погрома не произошло. Поэтому все члены нашей семьи привыкли постоянно переступать через валяющиеся на полу обломки мебели и осколки посуды.

Единственное, чему нас научила мама, – это тому, что, когда папа в отрубе, надо забрать все, что у него в карманах и в руках. Однажды я собрала у папы горсть мелочи и вынула бутылку из его стиснутых пальцев. Бутылка была на три четверти пуста. Мама никогда не пила, и я задумалась о том, что же папу так сильно привлекало в алкоголе. Я открыла бутылку и понюхала ее содержимое. Спиртовой запах ударил мне в ноздри, и, набравшись смелости, я сделала глоток. Вкус был ужасным, и жидкость обожгла рот. Я побежала в ванную и прополоскала рот.

«Я отпила глоток алкоголя, – сообщила я Брайану. – Ничего хуже в жизни не пробовала».

Брайан выхватил у меня бутылку и вылил ее содержимое в кухонную раковину. Потом он отвел меня к деревянному чемодану с надписью «Детские игрушки», где лежало много пустых бутылок. Каждый раз, когда папа приходил домой с початой бутылкой, Брайан ее забирал, выливал и складывал в чемодан. Он дожидался пока набиралось с десяток или более бутылок, и относил их на далекую свалку. Он знал, что папа рассердится, если увидит кучу пустых бутылок.


«У меня очень хорошее предчувствие по поводу Рождества», – сказала мама в начале декабря. Лори возразила, что последние несколько месяцев нельзя было назвать самыми сытыми в их жизни.

«Вот именно, – ответила мама. – Это сигнал Бога всем обездоленным вплотную заняться созданием собственного счастья. Бог помогает тем, кто сам себе помогает».

У нее было настолько хорошее предчувствие, что она решила в этом году отмечать Рождество точно по календарю, а не на неделю позже, как мы обычно делали.

Мама оказалась профи экономных покупок. Она высматривала ценники на донышках ваз и тарелок, изучала ценники на одежде. Она спокойно могла сказать продавщице, что 25-центовое платье стоит на самом деле десять центов, и чаще всего именно такую цену она и платила. За несколько недель до Рождества мама выдала каждому из нас по доллару на подарки и отвела в магазин уцененных товаров. Я купила маме красную вазу в виде розы, папе – пепельницу из оникса, склейку для Брайана, книгу об эльфах для Лори и для Морин мягкую игрушку – тигра с надорванным ухом, которое мама помогла пришить.

В день перед Рождеством мы пошли с мамой на заправку, где продавались елки. Мама выбрала темную, высокую, слегка засохшую елочку. «До конца дня ее вряд ли кто купит, а дереву нужны те, кто его будет любить», – сказала она продавцу и предложила ему три доллара. Тот посмотрел на маму и посмотрел на нас. У меня на платье не хватало нескольких пуговиц. На Морин была майка, которая начала протираться по швам. «Леди, это мы уценили до одного доллара», – сказал маме продавец.

Мы принесли елочку домой и украсили ее старыми бабушкиными игрушками: цветными шарами, гирляндой из длинных стеклянных колб, в которых булькала вода, и муляжами гигантских конфет. Мама не разрешила раньше времени открывать подарки и сказала, что мы их посмотрим после католической службы в полночь. Папа прекрасно знал, что в этот день все бары и большинство алкогольных магазинов будут закрыты, и подготовился заранее. Первый Budweiser он открыл уже утром за завтраком и к полуночи уже был не в состоянии стоять на ногах.

Я предложила, что, может быть, на сей раз папу стоит оставить дома, но мама заявила, что в такие минуты очень важно зайти в храм божий и засвидетельствовать свое почтение, поэтому папа поплелся вместе с нами. Во время проповеди священник говорил о непорочном зачатии и Деве Марии.

«Да, елки-палки, Мария была просто еврейской бабой, которая по неосторожности забеременела!» – заорал папа.

Все замерли и оглянулись на папу. Хор застыл с раскрытыми ртами. Даже священник потерял дар речи.

Папа радостно ухмыльнулся: «Иисус – это самый известный в мире внебрачный ребенок!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное